2. 50 %— ное сокращение стратегических наступательных вооружений. Горбачёв в принципе был согласен, но в увязке с запретом на космические вооружения.

3. Маловразумительное взаимопонимание по СОИ, суть которого сводилось к тому, что США будут проводить разработки по её созданию в соответствии с «узким» толкованием Договора по ПРО, а Советский Союз не будет против этого возражать. При этом предусматривалась бы возможность сотрудничества с советской стороны в этой «оборонительной программе». По этому пункту у камина разгорелась страстная дискуссия, продолжавшаяся около часа. Естественно, безрезультатная.

Вышли они из домика у бассейна уже ближе к вечеру и к удивлению обеих делегаций объявили, что договорились о продолжении встреч на высшем уровне: Горбачёв приедет теперь в Вашингтон, а Рейган — в Москву.[127]

Причём, как сетовали потом американцы, президент дал согласие на такие встречи по собственной инициативе строгие памятки, подготовленные в госдепе и затверждённые в СНБ, этого не предусматривали. А произошло это так. Прогуливаясь возле бассейна, Горбачёв стал сетовать, что Рейган много потерял, потому что не видел Москвы. Рейган ответил, что Горбачёв не видел Вашингтона. Почему бы ему не посетить американскую столицу? Тогда и он сможет приехать в Москву. Горбачёв согласился, а Рейган спросил –как насчёт следующего года? И Горбачев опять согласился.

Но это была их единственная конкретная договоренность. И уже после первого тура переговоров Горбачёв сетовал в своём ближайшем окружении:

— Похоже, мы зашли в тупик!

На обеде в советском представительстве при ООН в Женеве Горбачёв, произнося тост, оторвался от подготовленного тоста и начал импровизировать:

— В одной из газет, — говорил он, — я видел такую карикатуру. Президент Рейган и я стоим по разные стороны глубокой пропасти в горах. Он кричит мне: «Нам нужно улучшать отношения. Сделайте первый шаг!»

Рейган смеялся и аплодировал. Но советникам в обеих делегациях было не до веселья. Ни по одному вопросу согласия не было. Даже совместное заявление, где излагались общие, ничего не значащие истины, повисало в воздухе. Их напряжение разрядил казус с водкой. Стол в советском представительстве, где Горбачёв давал обед, был сервирован не совсем обычно для того времени: перед каждым блюдом стояла маленькая рюмка с водкой. Но никто из советской делегации к ней не притрагивался, да и американцы поглядывали на неё с подозрением — ведь Горбачёв недавно объявил войну спиртному. А Шеварднадзе, как бы в насмешку, сказал, обращаясь к Рейгану:

— Господин президент, мне пришлось ехать в Женеву, чтобы выпить рюмку водки!

Все опять смеялись. Горбачёв тоже. А советники, наконец, выпили.

Как ни странно, но алкогольная тема была одной из главных на том застолье. Кто— то из гостей, полушутя, стал рассуждать, что нет ничего плохого в употреблении спиртного в умеренных количествах. Особенно, если выпить за мир и дружбу.

— Да, конечно! — тут же откликнулся Горбачёв.— Выпивка без тоста как раз и может считаться алкоголизмом...

И стал долго говорить о необходимости налаживания дружеских отношений между СССР и США. Надо смотреть не в прошлое, а в будущее, провозгласил он и стал цитировать Библию: время собирать камни и время бросать камни.

В общем, выпили снова и разошлись довольными.

На следующий день, 20 ноября переговоры продолжались в советском представительстве. Теперь Горбачёв пригласил Рейгана в отдельную комнату поговорить «тет а тет». Но разговор явно не клеился. Американский президент стал снова говорить о нарушении прав человека в Советском Союзе и Горбачёв в долгу не остался. Он перешёл в наступление и стал обвинять правительство США в дискриминации негров и женщин. Потом он долго говорил о необходимости приступить к разоружению.

Всё это почти дословно повторилось на встрече делегаций. И главным камнем преткновения была программа противоракетной обороны Рейгана — «Звёздные войны». Горбачёв горячо говорил, что она подорвёт сложившуюся систему международной безопасности, вызовет новый тур гонки вооружений, и обещал принять «эффективные ответные меры». Но президент твёрдо стоял на том, что США приступят к её развёртыванию для защиты Америки несмотря ни на какие угрозы. Когда Рейган кончил свою страстную речь и наступило молчание, Горбачёв сказал примирительно:

— Господин президент, я не согласен с Вами, но я вижу, что Вы действительно верите в то, что говорите...

А вечером лидеры двух великих держав расслаблялись вместе с женами на вилле Суасур на берегу Женевского озера, где остановился Рейган. Они попивали кофе, в камине потрескивали дрова, и президент рассказывал бесконечные анекдоты, которые, как потом жаловался Горбачёв в своём окружении, ему уже порядком надоели. Около 11 часов к ним в комнату вошел взбешённый Шульц доложить, что происходит с выработкой коммюнике. Тыча пальцем в Корниенко, он буквально выкрикнул:

— Вы, Вы мешаете! Мы не можем делать дело с Вами! И потом, поворачиваясь к Горбачеву, уже более спокойно:

— Господин Генеральный секретарь, мы не можем иметь дело с этим человеком!

Горбачев шепнул что— то своему помощнику Александрову, и к утру коммюнике было готово.[128] Вопросы ядерного разоружения в нём вообще не затрагивались, хотя много времени Рейган и Горбачёв потратили на обсуждение возможности 50 %— ного сокращения стратегических вооружений и ликвидации ракет средней дальности в Европе. Тут как бы наметилось сближение «в принципе». Но его поломало расхождение позиций по противоракетной обороне.

Поэтому в согласованном заявлении содержался лишь набор общих и хорошо знакомых истин, неоднократно озвучивавшихся ранее с обеих сторон. Вроде той, что «ядерная война никогда не должна быть развязана, в ней не может быть победителей» и что обе стороны «не будут стремиться к достижению военного превосходства.» Но никаких конкретных договоренностей на этот счёт достигнуто не было и обе стороны — СССР и США продолжали готовиться к такой войне, стараясь обеспечить себе военное превосходство над противником.

То же, что касается советско— американских отношений. Много пишут, что в Женеве договорились о необходимости их улучшения. Об этом действительно записано в коммюнике по итогам встречи. Но опять — таки нигде не было записано, что нужно делать, чтобы претворить это намерение в жизнь. В общем, одни слова.

Общие слова и добрые пожелания прозвучали также в адрес Стокгольмской конференции. Одно было действительно хорошо — теперь на самом высоком уровне было затверждено наше «джентльменское соглашение» с Гудби. В коммюнике главы СССР и США высказались за принятие документа на Стокгольмской конференции, который «включал как взаимоприемлемые меры укрепления доверия и безопасности, так и конкретизацию, и придание действенности принципу неприменения силы».