он входил в десятку лучших шахматистов в мире. Другой игрок – канадский профессионал, выигравший почти миллион призовых; еще один – профессионал из Чикаго с более чем миллионом призовых. Хотела бы я сказать, что тут-то и дала себя знать вся моя работа над собой, но это было бы не совсем правдой. Я чувствую себя наглой самозванкой, дурочкой, которая лишь по чистой случайности оказалась там, где быть не имеет права.

Джаред не одобрил бы таких мыслей, но я ничего не могу с собой поделать. А мы ведь готовили меня к этому. “Помни, – говорил он мне. – Ты не видела, как эти игроки шли к вершинам славы. Ты не знаешь, что они ставили на кон в своем первом 100К-турнире. Ты не знаешь, какое стечение обстоятельств позволило им оказаться там”. Я старательно перебираю все это в памяти, оглядывая стол с ощущением, будто все, кроме меня, находятся тут по праву. “Каждому в какой-то момент повезло. Отбрось мифическую ауру их величия. У них все равно есть свои слабости. Они прежде всего люди, а потом уже игроки”.

Я стараюсь взять себя в руки. Дышу глубоко. Вспоминаю, как далеко мне удалось продвинуться. Невероятно, но по числу фишек я вторая. У меня больше семидесяти больших блайндов – именно то, что нужно за финальным столом. А еще, когда я вошла в зал, меня ждал большой сюрприз: Эрик был уже там, чтобы приветствовать меня. Он не говорил, что придет, но нарочно встал пораньше, чтобы подбодрить меня. Ему сегодня тоже предстоит играть за финальным столом, но до начала его игры еще несколько часов. Он мог бы использовать их, чтобы отдохнуть, но пришел, потому что хотел повидать меня в момент моего первого большого триумфа на турнире – даже если сегодня я не выиграю, то, что я здесь, – уже победа. Я счастлива до слез. Я признаюсь, что от волнения не смогла позавтракать – боюсь, как бы меня не вырвало, если попытаюсь что-то проглотить.

– По одной руке за раз, – говорит он. – Сосредоточься на игре, и тревога пройдет. Ты это умеешь.

Конечно, ему легко говорить, он-то уже столько раз играл за финальным столом и выигрывал титулы. Я изображаю отважную улыбку и спрашиваю, не найдется ли у него последнего совета перед игрой.

Найдется.

– Не будь рыбой.

И с этими словами он уходит, чтобы наблюдать за происходящим издалека. Быть зрителем игры за финальным столом сомнительное удовольствие. Это на экране все карты видны. В жизни же все выглядит скучно, на живых турнирах зритель не видит карманных карт – и не может помочь советом.

“Не будь рыбой, – мысленно повторяю я, садясь за стол и улыбаясь камерам. – Не будь рыбой, не будь рыбой…” Но именно ею – причем вытащенной из воды – я себя и чувствую.

И конечно, вскоре оказывается, что рыба я и есть. Не проходит и получаса самого крупного турнира за всю мою короткую карьеру, как мне выпадают два чудесных красных туза. Моя позиция – UTG. Я поднимаю ставку всего на два больших блайнда и, к моему огорчению, почти все игроки сбрасывают карты. Однако игрок на большом блайнде, ван Вели, чемпион по шахматам, решает защищаться. Я на седьмом небе. У меня лучшая из возможных рука, и скоро я выиграю большой банк.

На флопе – король червей, дама треф и валет червей. Не лучший флоп, если у вас карманные тузы. Это так называемый “мокрый” стол – стол, при котором возможно много дро. Кроме того, такой стол улучшает шансы множества рук, которые были слабее до флопа. Когда игрок на большом блайнде коллирует рейз с UTG, позиции куда более сильной, зачастую, по крайней мере, на этой стадии турнира, это означает, что у него довольно сильная рука. Много высоких карт. Много одномастных коннекторов. Много карт, которые отлично совмещаются с картами на столе. Но я ни о чем таком не думаю. Я думаю исключительно о своих чудесных-расчудесных тузах. Я ставлю почти половину размера банка. Ван Вели коллирует. Пока все идет хорошо.

На тёрне – шестерка бубен. Ни туда ни сюда. Ни одно дро не закрылось. Ван Вели снова чекает, и я решаю снова хорошенько повысить ставку. Тузы, тузы, ла-ла-ла! Вот только на этот раз он не коллирует, а поднимает, причем существенно. Ой-ой. Тут в моей голове должны были бы затрепыхаться тревожные красные флаги, затрубить горны. И мне следовало бы сбросить. Если его карта имеет хоть какую-то ценность, мне ее не побить: у него могут быть стриты в разных вариантах, две пары, даже сеты. А если он блефует? У меня туз червей, блокер для его натсового флэш-дро, что исключает большую часть его диапазона для блефа. Трудно представить, что могло заставить его рискнуть более чем половиной своих фишек, когда на кону столь большие деньги, кроме по-настоящему сильной руки. Но ничего из этого не мелькает в моей голове. Помедлив не больше секунды, я коллирую. Тузы, тузы, тузы!

На ривере – еще один король. Ван Вели снова чекает. И тут в моей голове начинает брезжить мысль, что может быть – только может быть – что-то идет не по плану. Я чекаю, и мой соперник открывает десятку и девятку – у него еще на флопе был стрит. Плакали мои фишки. За одну-единственную раздачу я умудрилась просадить больше трети стека. Я была впереди, а теперь у меня один из самых коротких стеков за столом. Я знаю, что облажалась, и падаю духом.

Вскоре приходит сообщение от Эрика (он следил за игрой онлайн). Он подтверждает: я облажалась, и мощно. Но добавляет еще кое-что: надо забыть об этом. “Выброси это из головы и работай дальше”, – пишет он. Стратегию можно будет обсудить позже. Главное сейчас – сосредоточиться на следующей раздаче. Забыть о потерянных фишках, перезагрузить голову и играть с коротким стеком. По одной раздаче за раз.

Одна из моих любимых книг о писательском мастерстве – “Птичка за птичкой” Энн Ламотт. Название автор взяла из истории, случившейся с ее младшим братом. В начальной школе он должен был подготовить большой доклад о птицах. У него было много времени на эту работу, но он откладывал до последнего. И вот сдавать надо уже завтра, а брат сидит за столом и плачет. Как ему вообще успеть сделать все это? “Птичку за птичкой, дружок, – сказал ему тогда отец по словам Энн. – Просто описывай птичку за птичкой”.

“Птичка за птичкой” стало чем-то вроде мысленной мантры для меня, я повторяю ее всякий раз, когда голова идет кругом. Когда мне кажется,