Территорию лагеря окружал высокий забор с колючей проволокой вверху. Юра сказал дежурному, что ему нужен поручик Дудицкий, и назвал себя. И уже вскоре он сидел в канцелярии напротив начальника лагеря, который не очень удивился рассказу Юры – мало ли что бывает, – но спросил:

– Кстати, как фамилия садовника? Я велю доставить его сюда. – Дудицкого забавляла наивная встревоженность мальчика.

Юра не знал фамилии Семена Алексеевича, но предвидел этот вопрос. С хорошо разыгранным высокомерием он ответил:

– Господин поручик, откуда я могу знать фамилию какого-то садовника?

Дудицкий хохотнул:

– Убейте меня, я тоже своего не знал. А как мы его все-таки найдем?

Юра и этот вопрос предусмотрел в своем плане. Как бы размышляя, он предложил:

– Может, я пойду посмотрю?

Дудицкий на секунду задумался и вдруг подозрительно спросил:

– Слушайте, Юрий, а почему вы не обратились к командующему?

– Я обращался, даже дважды… Он обещал распорядиться… И все некогда, все забывает. Вот и сегодня обещал, – сбивчиво, но не отступая от своего плана, ответил Юра.

В канцелярию вошел пожилой фельдфебель, совсем по-домашнему приложился пальцами к козырьку:

– Вызывали?

– Пойдете вот… с юнкером, – сказал Дудицкий. – Покажете пленных, последнюю партию.

Они вышли на грязный, мощенный булыжником двор. Группами прямо на камнях здесь сидели пленные.

– Посмотрите так или построить? – недовольно спросил фельдфебель, поправляя сползший с живота ремень.

– Так посмотрим, – ответил Юра.

Они подошли к большой группе пленных. Семена Алексеевича среди них не было.

Фельдфебель поскреб затылок.

– Другие здесь уже давнехонько, почитай, дней с десяток, не может он с ними пребывать, – показал он на другие группы, потом, немного подумав, добавил: – А может, его отфильтровали в сараи?.. Оттеда его, конечно, не выпустят, ну а посмотреть – посмотрим…

Они пошли к зияющим трещинами большим каменным сараям. Сараи были приземистыми и низкими. Когда-то в них держали каустик, мыло и различное сырье для его изготовления. И сейчас еще застойный воздух хранил здесь горьковатый, неприятный запах. Дверей не было. Вместо них – железные решетки с толстыми прутьями, возле которых стояли изможденные люди. Иные сидели в глубине сараев, в полумраке. Найти здесь Семена Алексеевича было почти невозможно. И все-таки Юре повезло. В одном из сараев, неподалеку от решетки, он увидел группу пленных, среди которых был и Семен Алексеевич.

Юра храбро шагнул к решетке и торопливо заговорил:

– Здравствуйте, Семен Алекс… дядя Семен… вот я вас и нашел.

Семен Алексеевич поначалу сделал вид, что это касается вовсе не его. Но взгляд Юры был направлен к нему, и все пленные тоже повернули головы в сторону Семена Алексеевича.

– Вы помните меня, дядя Семен?.. Вы у нас садовником в имении служили. У папы моего, полковника Львова Михаила Аристарховича!

– Погодь-погодь! – слегка отстранил Юру фельдфебель. – С энтими, што здеся, говорить не положено. Они, это, фильтрованные. Доложим начальству, тогда видно будет. – И затем он спросил у Семена Алексеевича: – Фамилие твое как?

Семен Алексеевич, прищурив глаза, какое-то время пристально, изучающе смотрел на Юру, пытался расшифровать происшедшее. Еще там, во время случайной встречи на улице, он понял, что мальчик его узнал, но мог только гадать, обернется это худом или добром. И вот, словно спасательный круг, Юра бросил ему сейчас в руки эту наивную легенду о садовнике. Воспользоваться ею или нет?.. Вряд ли его отпустят вот так сразу, без допроса. Но какие подробности он еще приведет, кроме тех, что успел ему сообщить Юра? Ложь всплывет сразу, и мальчик окажется под подозрением контрразведки. Остальное предугадать нетрудно: контрразведчики сумеют разговорить мальчика, и он расскажет им всю правду.

И еще одна безрадостная мысль пронеслась следом. Кольцов, с которым тогда стоял Юра, его, к сожалению, не заметил. И едва ли Юра поделится с Кольцовым своей тайной. «Безнадежное дело, – обреченно подвел итог своим размышлениям Красильников, – никаким боком не приладишь его для спасения…»

Словно отталкивая от себя спасательный круг, Семен Алексеевич решительно сказал фельдфебелю:

– Заберите пацана. Я его первый раз вижу.

– Как так в первый раз видишь? – изумился фельдфебель.

– А вот так, обознался он. Сапожник я, а не садовник, – усмехнулся Семен Алексеевич, но встал, подошел к решетке.

– Семен Алексеевич! Ну как же… – с отчаянием проговорил Юра.

Но Семен Алексеевич оборвал его:

– Сказал, не знаю я тебя – и не знаю! Что еще надо?

Фельдфебель сплюнул.

– Ты фамилию свою скажи.

Семен Алексеевич опять прищурился. Дерзкий огонек вспыхнул в его глазах. «Попытаться, что ли? Рискнуть? А вдруг?..»

– Нету у меня фамилии. И имени нету!

– Как это нету? Ты пошто мудришь?.. – уставился на него фельдфебель.

Но Семен Алексеевич больше не слушал фельдфебеля, пристально глядя в глаза Юре, он сказал:

– Человек без имени я. Понимаешь? – и затем внушительно повторил снова: – Человек без имени. – И отошел в глубь сарая.

Юра и фельдфебель вернулись в канцелярию. Там вместе с Дудицким сидел коренастый, с настороженными желтыми глазами капитан. Юра его несколько раз видел в штабе и знал, что капитан Осипов один из ближайших помощников Щукина.

– Кого вы здесь ищете, Львов? – спросил Осипов.

Взгляд Осипова обволакивал Юру как паутиной. И он растерянно начал объяснять:

– В колонне военнопленных я видел… мне показалось, что…

– Историю с вашим садовником я слышал. Нашли его? – резко спросил Осипов.

– Нет…

– Ваше благородь, – вмешался фельдфебель, – молодой барин вроде бы и признал одного в третьем сарае, но тот отказался.

– Кто это?

– Фамилию он не сообщает… Невысокий такой… раненый…

Осипов круто повернулся к фельдфебелю:

– На спине рана?

– Так точно, ваше благородие.

– Странно. – Осипов задумчиво посмотрел на Юру. – Так вы, Львов, признали в нем своего бывшего садовника, а он отказался?

– Я, наверно, обознался, – тихо ответил Юра.

– Этот ваш так называемый садовник – не пленный красноармеец. Его задержали при переходе линии фронта. – И капитан снова немигающе уставился на Юру. Его холодные глаза вдруг начали увеличиваться, раскрываться все шире, будто два паука, поймавшие добычу.

– Вы хотели его освободить, Львов!.. Почему?