епископ Афанасий показал, что один оглашенный был допрашиваем и сказал, будто бы он был с Исхиром внутри, когда, как говорят, явился на место Макарий, пресвитер Афанасия, а другие, быв допрошены, сказали – будто бы Исхир, по словам одного, в малой келлии, а по словам другаго, за дверью лежал больной, когда, как говорят, пришел туда Макарий. Из сего сказаннаго Афанасием и мы справедливо выводим заключение: как же возможно, чтобы Исхир, который лежал больной за дверью, в то же время стоял и совершал священно-действие и приношение? Или как возможно, чтобы там предложено было святое приношение, где внутри были оглашенные? Ибо, если оглашенные были внутри, то, значит, не настало еще время приношения.

Это, как сказано, говорил и доказывал из судебных записей епископ Афанасий, а с ним бывшие подтверждали, что Исхир вовсе не был никогда пресвитером во Вселенской Церкви и что они никогда не принимали его в Церкви за пресвитера. Ибо утверждали они, что, когда Александр по снисхождению великаго Собора принимал пресвитеров из Мелетиева раскола, Исхир не был поименован Мелетием в числе поставленных им. А это служит весьма сильным доказательством, что Исхир и не был поставляем Мелетием, ибо если бы поставлен был во пресвитера, то и его, без сомнения, включили бы в число прочих. Кроме же того, Афанасием доказано из судебных записей, что Исхир лгал и в ином. Ибо жаловался, что сожжены были книги, когда, как они говорят, явился тут Макарий, но уличен во лжи теми, которых сам представил во свидетели.

29) Итак, после всего сказаннаго, когда столько было свидетелей, говоривших в пользу Афанасия, и столько представлено оправданий им самим, что должно было делать нам? Не то ли, чего требует церковное правило, то есть не осуждать Афанасия, но скорее принять его и признать епископом, как и признали? К тому же, пробыл он здесь год и шесть месяцев, ожидая, что прибудете вы или кому угодно будет прийти, и присутствием своим всех склонил на свою сторону, потому что и не явился бы, если бы не был уверен в правоте своего дела, так как пришел не сам по себе, но будучи вызван нами и получив от нас письма, как и к вам было нами писано.

И, однако же, после всего этого вы порицаете нас как поступивших против правил. Посему смотрите, кто поступил против правил: мы ли, которые после стольких доказательств приняли Афанасия, или те, которые, находясь за тридцать шесть переходов в Антиохии, нарекли епископом человека чужаго и отправили его в Александрию с воинскою силою? Сего не было, когда Афанасий послан был в Галлию, ибо и тогда был бы поставлен на его место другой, если бы Афанасий подлинно был уличен. Но известно, что, возвратившись, нашел он Церковь никем не занятую и его ожидающую.

30) А теперь, не знаю, каким образом произошло случившееся. Во-первых, если говорить правду, то, когда писано нами, что надобно быть Собору, – не надлежало кому бы то ни было предварять соборный суд. Потом, не надлежало допускать такого нововведения, противнаго Церкви. Ибо где подобное церковное правило или где подобное Апостольское предание, – когда Церковь была в мире, и такое число епископов пребывали в единомыслии с епископом Александрии Афанасием, послать туда Григория, который не из этого города, не там крещен и многим неизвестен, о котором не просили ни пресвитеры, ни епископы, ни народ и который поставлен в Антиохии, в Александрию же послан не с пресвитерами, не с диаконами александрийскими, не с епископами египетскими, но с воинами? Ибо это говорили и на это жаловались пришедшие сюда. Если бы и после Собора Афанасий оказался виновным, и тогда не надлежало делать поставления так противозаконно и несогласно с церковными правилами, а должно было епископом этой епархии поставить кого – либо из той же Церкви, из этого же святилища, из этого же клира и в нынешнее время не нарушать правил, ведущих начало от апостолов. Если бы случилось это с кем-нибудь из вас, не стали ли бы вы вопиять, не потребовали ли бы наказания за нарушение правил? Как пред Богом, возлюбленные, говорим и утверждаем по сущей правде: это не благочестиво, незаконно, не по правилам Церкви.

И разсказываемое о Григориевых поступках при вступлении в Александрию показывает, каков чин его поставления. В такое мирное время, как разсказывали пришедшие из Александрии и как писали епископы, в церкви произведен пожар; девы были обнажаемы, монахи попираемы, пресвитеры и многие из народа терпели поругания и насилия, епископы заключаемы в темницу, многие ограблены; святыя Тайны (в неуважении к которым винили они пресвитера Макария) были похищаемы язычниками и повергаемы на землю; и это делалось, чтобы некоторые признали поставление Григориево. Но все такие поступки доказывают нарушение правил. Если бы поставление Григория было законно, то не стал бы беззаконными поступками принуждать к повиновению законно ему не повинующихся. Однако же, после таких происшествий пишете, что в Александрии и в Египте великий мир; разве извращено у вас само понятие о мире, и подобныя смятения называете миром!

31) Но и это почел я нужным заметить вам: Афанасий утверждал, что Макарий в Тире был под воинскою стражей, а обвинитель один пошел с отправлявшимися в Мареот, пресвитерам же, желавшим быть при изследовании дела, это не дозволено, и изследование о чаше и трапезе произведено в присутствии епарха и сопровождавших его, при язычниках и иудеях. Этому вначале мы не поверили, когда не было это доказано из судебных записей; и подивились мы этому, а думаю, дивитесь и вы, возлюбленные. Не дозволяют быть при деле пресвитерам, священнослужителям Таин, а при судье мирянине в присутствии оглашенных, и что всего хуже, язычников и иудеев, известных по своему нерасположению к христианству, производится следствие о крови Христовой и теле Христовом. Если был действительно сделан какой проступок, то о подобном деле надлежало законно производить следствие в церкви клирикам, а не язычникам, которые гнушаются учением и не знают истины. Сколь же велик и важен этот грех, – и вы видите, как уверен я, и видит всякий. Это сказано нами об Афанасии.

32) О Маркелле же (ибо и о нем писали вы, что нечествует против Христа) я постарался разъяснить вам, что, быв здесь, доказал он, будто бы все, о нем вами написанное, неправда. А когда потребовали мы, чтобы изложил веру, – с великим дерзновением отвечал он сам от себя, и мы признали, что ничего не исповедует он чуждаго истине.