доверие союзников Америки и "многих из нас в Конгрессе". Консерваторы, такие как обозреватель Джозеф Алсоп, и либералы, такие как сенатор Хьюберт Хамфри из Миннесоты, призывали к его отставке.

За годы пребывания у власти у Фостера сложился образ чопорного, запретного и ненавидящего развлечения человека. В последние годы жизни он казался еще кислее, чем когда-либо. Молодая восходящая комедиантка Кэрол Бернетт воспользовалась этим имиджем и написала песню, сатирическую на хиты ду-воп конца пятидесятых годов, в которой девушки пели о том, что мгновенно влюбляются в романтичных и сексуальных парней. Поскольку Фостер был известен как полная противоположность романтичным и сексуальным парням, песня-шутка Бернетт захватила воображение публики и стала хитом эпатажа.

Впервые я увидел его в ООН.

О, я никогда не была в восторге от мужчин.

Но я упал в обморок, и барабаны начали стучать, а потом

Я выставил себя на посмешище из-за Джона Фостера Даллеса.

Большинство американцев понимали, что ослабление Эйзенхауэра было вызвано, по крайней мере, частично, болезнью. Лишь немногие знали, что то же самое происходило и с Фостером. В конце 1956 г. после жалоб на боли в животе ему была сделана трехчасовая операция. Врачи обнаружили рак. Фостер несколько недель лечился в Ки-Уэсте, после чего вернулся к работе. В течение следующего года он медленно слабел.

Когда 1957 год подошел к концу, Фостер присоединился к остальным членам клана Даллесов на рождественском ужине в доме Элеоноры в Маклейне. Он был в хорошем настроении и сытно поел. Его подарки Элеоноре были классическими: несколько желтых юридических блокнотов - он купил их в большом количестве - и чек, на который она могла купить новый радиоприемник.

У Фостера был обычный набор забот. Он только что вернулся с саммита НАТО в Париже и отбивался от нового витка предложений по нейтрализации Германии. Лидеры стран третьего мира, собравшиеся в Каире, приняли резолюции, осуждающие ядерные испытания и подтверждающие право правительств национализировать иностранные предприятия. В прессу просочилась информация о том, что угроза войны с Советским Союзом может "стать критической" в течение одного-двух лет, что вызвало новую дрожь страха в стране, а также секретный доклад, подготовленный для президента Эйзенхауэра.

Это опасение способствовало давлению на американского и советского лидеров в пользу встречи на высшем уровне. Фостер всегда выступал против таких встреч на высшем уровне, и в своей первой речи 1958 года он повторил свою точку зрения. "Большой выгодой для Советов будет встреча, на которой, как я уже сказал, будут произноситься банальные слова о мире, - предупреждал он, - и подразумеваться, что больше нет необходимости вести военную подготовку, платить налоги для того, чтобы иметь программу взаимной безопасности и т.п. Если Хрущеву удастся добиться этого, то это будет величайшим триумфом его карьеры".

Вскоре после произнесения этой речи Фостер вылетел с визитом к своему верному союзнику, шаху Ирана, а затем в Турцию. Вскоре после его прибытия в американское посольство в Анкаре в здании, расположенном на его территории, прогремел взрыв. Улицы заполнили враждебные демонстранты.

В поисках более спокойного приема Фостер совершил следующую поездку в Западный Берлин, где его сестра была чем-то вроде героини, а сам он был более популярен, чем где-либо еще на земле, включая Вашингтон. Его, как всегда, тепло приняли. Джанет воспользовалась случаем, чтобы съездить в Мюнстер к их сыну Эйвери, который учился там в иезуитской семинарии.

25 февраля 1958 г. Фостер отметил свое семидесятилетие. В том же году исполнился пятьдесят первый год со дня его первой дипломатической миссии в качестве секретаря Джона Уотсона Фостера на Гаагской мирной конференции. Весной он отправился в Принстон на пятидесятую встречу выпускников. Аллен, для которого это была сорок четвертая встреча выпускников, сопровождал его. Ему было легче, чем брату.

Напряженность в семье ослабла, так как Аллен и Кловер пришли к соглашению, которое освобождало его от большинства супружеских обязанностей. По одной из версий, они "на самом деле не разошлись; скорее, у них сложились отдельные жизни, которые часто сходились, но при этом шли разными путями". Аллен жил как кокетливый холостяк, каким он себя всегда представлял.

Почти так же ловко он управлялся с Конгрессом. Бюджет ЦРУ вырос примерно до 350 млн. долларов, что в начале XXI века было примерно в восемь раз больше. Эта цифра никогда не обнародовалась. Ассигнования скрывались на счетах, предназначенных для Пентагона, Госдепартамента и других ведомств. Конгресс утверждал их на секретных слушаниях. По словам административного помощника Аллена Лоуренса Уайта, члены Конгресса не задавали никаких существенных вопросов.

Директор всегда начинал с краткого изложения ситуации в мире в самых общих чертах. Но то, как он это говорил, звучало очень внутренне и конфиденциально. Как правило, на этом все и заканчивалось. [Председатель комитета по ассигнованиям Палаты представителей] Кларенс Кэннон чаще всего говорил: "Теперь я хочу задать один вопрос. Достаточно ли у вас денег для нормального ведения дел?". И Даллес отвечал: "Я думаю, господин председатель, я попросил столько, сколько смогу потратить с умом. Если у меня возникнут проблемы, я вернусь в ваш комитет". И Кэннон стукнул молотком: "Заседание закрыто". Вот и все.

Иногда конгрессмен или сенатор действительно задавал вопрос, обычно о том, что они прочитали в газете. Но так же часто сенатор [Ричард] Рассел или Кэннон перебивали: "Не надо нам об этом рассказывать, если нам это не нужно знать".

Время от времени Аллену удавалось отдохнуть от проведения секретных операций и игры в вашингтонскую политику. Одна из его любимых подруг, королева Греции Фредерика, приехала в США с гастролями вместе со своим сыном, будущим королем Константином II, и как раз когда поездка подходила к концу, она без объяснения причин объявила, что останется еще на неделю. Она приехала в Вашингтон, обсудила "духовные ценности" с президентом Эйзенхауэром в Овальном кабинете, а затем посетила Аллена. Они пробыли наедине в его кабинете около часа, когда в кабинет постучал помощник. Не услышав ответа, он вошел. Кабинет был пуст, но он услышал шум из прилегающей гардеробной. Позже из нее вышли Аллен и королева. Когда ее везли обратно в греческое посольство, королева предложила одну из причин столь прочных греко-американских отношений.

"Мы просто обожаем этого человека!" - воскликнула она.

* * *

Когда в начале 1958 г. в Индонезии начались боевые действия, Аллен заявил президенту Эйзенхауэру и Совету национальной безопасности, что у повстанцев есть "разумные шансы на победу". Сукарно предпочел сопротивляться, а не добиваться мира. Фостер и Аллен смели надеяться, что смогут победить его.

Начало этой войны заставило нервничать весь мир.