Мы собрались вокруг стола. Ларри достал копию текста. Когда он открывал какие-то из страниц, то видно было, что толстыми красными линиями подчеркнуты целые абзацы, иногда несколько абзацев подряд, а порой линия простиралась и на всю страницу. Я не могу описать свои чувства. Я не писала этот текст и не была к нему привязана, как Эмили, но даже мне стало плохо. Почему-то возникло ощущение, что я навещаю кого-то в тюрьме и вижу на его теле четкие следы побоев.

Мишель раздала остальным ксерокопии «Денег для красоты», и Ларри призвал собравшихся к порядку.

– Хорошо. Давайте попытаемся придать этому тексту нормальный вид. Перво-наперво надо убрать всю эту чушь про пластическую хирургию. Это просто ужасно. Слишком грубо.

– Но, если рассматривать текст целиком, – спокойно объяснила Эмили, – он демонстрирует, что наше общество столь большое значение придает красоте тела, это подчеркивает приоритеты нашей системы ценностей…

– Хорошо, но нам это не нравится. Убери это. Всё!

Я была настолько шокирована, что подбородок у меня затрясся, как вывеска на ветру. Я слышала о киностудиях, которые покупают сценарии, а потом безжалостно их потрошат. Но я всегда думала, что это преувеличение, чтобы вызвать у слушающих сочувствие или смех. Оказывается, никакого преувеличения нет.

Эмили с трудом сглотнула и спросила:

– А какие у них тогда мотивы грабить банк? Ларри наклонился через стол и нараспев произнес:

– Этого я не знаю. Я же не сценарист!

Эмили побледнела.

– Может, слепой девушке нужна операция, чтобы вернуть зрение? – предложил Чендлер.

Ларри щелкнул пальцами:

– Мне нравится!

– Или у неимущих детишек огромная корпорация хочет отнять стадион для бейсбола, чтобы построить там двухквартирные дома, – предложила Максина. – И им нужны деньги, чтобы выкупить участок.

– Да, – задумчиво сказал Ларри. – Могло бы сработать.

– Если не будет пластической хирургии, то придется сменить название, – немного резко сказала Эмили. – «Деньги для красоты» при таком раскладе звучит бессмысленно.

– Да, ты права. Назовем картину «Йок». Эмили еще больше расстроилась, а я пришла в ужас. Я-то надеялась, что Ларри намеревается посвятить этой псине лишь один отрывок, а не дать ей главную роль.

– Если мы назовем фильм «Йок», то не подумают ли зрители, не поняв название на слух, что фильм о йоге? – спросила Максина.

– Они так подумают?

– А помнишь, как было с фильмом «Шоколад»?

– Тогда назовем «Пес Йок», – сказал Ларри.

– Это великолепно, – воскликнул Чендлер. – Просто здорово! Но вы не забыли про борцов за права животных? Они увидят такое название и могут обвинить нас в антигуманном призыве, мол, псу – йок!

– Если только мы не поменяем имя собаке, – сказала Максина.

– Мне нравится имя Йок.

– И мне.

– А может, собаку будут звать Кок?

– «Пес Кок»? Так же ужасно, как «Пес Йок»!

– А может, назовем его Торк?

– У нас, что, кино про наркотики?

Разгорелось жаркое обсуждение. Эмили хранила молчание. Мне было запрещено открывать рот, я бы и без этого не проронила ни слова. Заткнулась бы, испив сильнодействующего коктейля из уныния и скуки.

Ларри объявил, что мы проработаем этот вопрос за обедом, поэтому в двенадцать тридцать в домик принесли определенное количество еды, и красиво (и быстро!) накрыли стол в углу.

Я умирала с голода, но все остальные положили на свои тарелки крошечные порции: одну макаронину, половинку малюсенького помидора, парочку спагетти, листочек салата. Хорошо, значит, берем помалу, подходим часто. Ладно, я тоже так сделаю…

Мы снова сели за стол уже с тарелками. Ларри продолжил требовать, чтобы мы генерировали идеи. Вскоре я заметила, что только я очистила тарелку, а остальные не собираются нанести повторный визит к буфету. Я заставила себя быть терпеливой. Наверное, они просто медленно едят… Но потом они и вовсе отставили тарелки в сторону, и стали записывать идеи на полях ксерокопий. Обед окончен. Я была еще голоднее, чем до его начала.

Интересно, а можно просто пойти к буфету? Но мы все сидели, полностью погрузившись в работу. Можно я просто встану, положу себе еще поесть, а потом отправлю еду себе в рот? Что они обо мне подумают?

Я с тоской посмотрела на столик. Его ножки чуть ли не гнулись под тяжестью нетронутой еды. Целый пирог с заварным кремом. Нетронутый! Пицца в глубокой тарелке. Ее идеальная окружность не нарушена. Во всем виновата пицца. Неожиданно я отодвинула стул и начала подниматься с него.

Ларри посмотрел на меня с удивлением:

– Ты куда это намылилась?

Моя решимость резко покинула меня.

– Никуда, – сказала я, устраиваясь обратно на свой стул и изучая свой текст.

Мое сожаление не имело границ. Если бы я только знала, что есть хоть один шанс, я бы извлекла из него максимум пользы.

Это внезапно показалось мне очень мудрым высказыванием.

Мы прорабатывали текст до половины третьего, затем Ларри закончил наше совещание словами:

– Время вышло, друзья мои. Сейчас придет мой иглотерапевт.

Склонив голову, Эмили начала раскладывать бумаги перед собой.

– Я все исправлю.

– Да уж. Нам нужно все переписать побыстрее.

– К какому сроку?

– Скажем, к пятнице?

– К следующей пятнице? Или к пятнице через полтора месяца?

– Ха-ха-ха. К следующей пятнице.

– Нет, пятница не годится.

– Тогда четверг. Или среда?

– Ой, ладно, тогда пусть будет пятница.

Выжатые как лимон, мы сели в машину. Лицо Эмили приобрело землистый оттенок.

– Ты в порядке? – прошептала я. Ее лицо перекосилось.

– Зачем он купил сценарий, если хочет его испортить?

– Не знаю.

– Помнишь, что говорит наш сосед-идиот?

– «Следуй за мной, и я сделаю тебя счастливой, детка».

– Нет, я говорю о соседе-идиоте с другой стороны. О Майке. «Мечтай осторожнее». Он был прав.

Я мечтала, чтобы кто-нибудь купил мой сценарий, а теперь жалею о том, что они его купили.

– Может, получится отличный фильм. Ты не можешь знать наверняка.

– Нет, это будет кусок дерьма, – ответила Эмили, и по ее лицу потекли слезы. – Мой дорогой текстик, над которым я столько трудилась, пока не довела его до совершенства. До совершенства, слышишь! Я так им гордилась. А теперь он никогда не выйдет! Никто никогда его не увидит! Семь месяцев я корячилась над ним, сделав его чудесным, а теперь он хочет, чтобы я переписала все от корки до корки за неделю. Это невозможно! Он выкинул все мои шутки, все смешные места, а в любой из трогательных моментов теперь включена эта чертова псина!