Вскоре он подошел к знакомому мрачноватому зданию из темного туфа. Как ни странно, книжный развал работал, только книги были разложены компактно, занимая не четыре, а два стеллажа и, вдобавок, были покрыты полиэтиленом, придавленным по углам четвертинками кирпичей. Покупателей не было, только букинист с неизменной аккуратной бородкой, в своих круглых винтажных очках, прохаживался вдоль прилавков. На нем была теплая куртка, шерстяная вязаная шапочка и перчатки. Ворон сразу заметил, что ему нравится и яркое солнце, и осенняя прохлада, и чирикающие на высохшем газоне воробьи, и ряды укрытых от ненастья книг. Словом, нравится все. Так бывает у людей, которые живут в ладу с самим собой и с окружающим миром. На миг он даже позавидовал: несмотря на внешний лоск и видимость удовлетворенностью жизнью, в душе его царило смятение и хаос, зрительным выражением которого могла стать давняя мусорка, где стая ворон выклевывала глаза кошкам…

Ворон остановился, и букинист, приняв его за потенциального покупателя и явно не узнавая, заспешил навстречу.

– Здравствуйте! Какие книги вас интересуют? – любезно, но без излишней душевности, спросил он.

Ворон снял очки. Они встретились взглядами, и букинист улыбнулся.

– А, это вы! Вас опять долго не было. Вы женились, и жизнь удалась?

– Да, – кивнул Ворон. Он отвечал только на первый вопрос, хотя можно было расценить, что на оба.

– Но вы озабочены. И я вижу, что у вас ко мне дело, – проницательно сказал продавец.

– Да. – Ворон достал из пакета толстую книгу в твердом переплете и положил ее на прилавок, поверх других. – Вот, возвращаю. Денег обратно не возьму. Может, найдется тот, кому она подойдет больше, чем мне… Можете ее подарить.

– Неужели не осилили? – удивился бородач.

Ворон кивнул.

– Можно сказать и так. Но главное – когда я ее читаю, у меня происходит раздвоение личности. Знаю, что надо поступать по одному, а поступаю по-другому…

Букинист взял Библию, легко провел рукой по обложке, будто погладил.

– Да, соглашаться с Божьими законами куда легче, чем жить в соответствии с ними. Но далеко не у всех есть смелость в этом признаться.

Ворон поставил на прилавок пакет.

– А это небольшой подарок для вас.

– Что там?

– Коньяк «Солнечный берег». У нас такой не продается.

– Действительно. Когда-то продавался, а сейчас нет. Вы еще придете?

– Как знать. – Ворон многозначительно поднял глаза к небу. И тут же, осознав театральность жеста, поспешно надел очки.

Собеседник промолчал. Они пожали друг другу руки, и Ворон, так же неспешно, двинулся по малолюдной аллее к оставленной на углу машине. Букинист долго смотрел ему вслед.

Ноябрь – декабрь 1991 г., Тиходонск – Карна

День советской милиции – своеобразный праздник. В его честь не запускают красочные фейерверки, не веселятся толпы народа на улицах, радостные советские граждане не накрывают столы в своих домах. Милицию почему-то не любят. Как говорит Пит Лисица применительно к самому себе: «Меня, почему-то, не все любят, вот в чем заковыка. Не, любят, конечно… Но не шибко. Многие хотят завалить при случае…» Кстати, сам Пит шибко не любит милицию и даже страшно подумать, на что он способен при случае по отношению к ее представителям. Шикарные концерты по телевизору смотрят и хвалят те, кто ее любит, пусть и не шибко. Но и они не устраивают пиршеств по поводу этого праздника.

Полноценно – радостно и торжественно, отмечают его сами милиционеры, тем более что в этот день снимают ранее наложенные взыскания, раздают благодарности, премии, награды, присваивают полковничьи и генеральские звания, а средства массовой информации на все лады хвалят тех, кого все остальные дни в году только ругают. Герои торжества приглашают разделить с ними радость сотрудников из смежных органов, с которыми приходится сотрудничать для торжества законности – следователей прокуратуры и государственных обвинителей.

Поэтому Марина и оказалась в отдельном кабинете кафе «Арарат», за столом с сотрудниками Тиходонского УВД. В свете последних перемен в личной и служебной жизни, ее вполне могло здесь и не быть, но на приглашении настояла давняя подруга – инспектор взвода карманных краж старлей Лена Заречная. Из двенадцати участников застолья, прокурорских было еще двое: старший следователь городской прокуратуры Сашка Шелковников и важняк из областной Сергей Павлович Демин. Женщины, как обычно и бывает в таких коллективах, оставались в меньшинстве: кроме Марины и Лены пришли Света Попкова из паспортного, и молодая жена недавно остепенившегося опера по убийствам Лёшки Селютина, жутко ревновавшая и не отпускающая его ни на шаг.

Начальник УР полковник Семенов открыл застолье, поднял тост за праздник, пожелал всем безупречной службы и добросовестной работы, пригубил и поставил рюмку, спросил – все ли сдали оружие, и ушел, как он сказал «в заоблачные круги», оставив за себя заместителя – полного, седеющего Сан Саныча. Веселье быстро достигло апогея. Пили здесь быстро и в основном водку. Тосты поднимали за профессиональный праздник, за старших товарищей, за успешные раскрытия, за очередные и внеочередные звания. Спохватившись, выпили за женщин и за ветеранов, потому что с ветеранского собрания пришел недавний замнач отдела, а ныне подполковник милиции в отставке и свежеиспеченный пенсионер Александр Ильич – в парадном мундире с множеством медалей, знаком «Почетного сотрудника» и даже орденом. Он рассказал несколько анекдотов и потребовал включить телевизор.

– Там сейчас Ковалева показывать будут, – пояснил он. – Приехали телевизионщики с камерой, хотели меня потрошить, но я не люблю своим портретом торговать да и болтать не люблю, особенно, на целый свет… А Витька сам вызвался. Так что он сейчас будет вещать от лица ветеранов уголовного розыска и опытнейшего опера!

– Да-а, опер был классный, – засмеялся Сан Саныч. – У него один был метод раскрытия: молотил смертным боем задержанных – и кого надо, и кого не надо! За это кличку «Кузнец» получил.

Внимание мужчин переключилось на личность неведомого Марине Ковалева – каждый вспоминал какую-то историю, в которой тот выглядел не лучшим образом.

– Ну, ты хоть расскажи, как дела? – дернула ее за локоть Лена. – А то нам и посекретничать в последнее время некогда. Муж твой не собирается бросить свои командировки, да жить дома?

– Скорее я к нему перееду. Он там укрепился нормально, говорит, скоро свой дом будет… А здесь что его ждёт? Да и меня держать на службе не будут…

– Вот, смотрите! – оживился Александр Ильич.

На экране появился крепкий, лысеющий мужчина в форме майора. Круглое, простецкое лицо, нос картошкой, резкие складки вокруг рта, плотно сжатые губы, цепкие глаза. Медалей у него тоже было много, но Марина заметила, что ордена герой передачи не заслужил.