На мою просьбу описать личность и поведение Гейси в то время Хашмейстер отвечает:

– Самое странное, а то и жуткое, – каким обаятельным он мог быть. Прирожденный обманщик. Мы с Майком постоянно напоминали друг другу, раз за разом, что этот парень опасен. Но он совсем таким не выглядел, был дружелюбным и вежливым.

Дэйв припоминает и бесчисленные попытки подрядчика вызвать у полицейских сочувствие:

– Джон надеялся, что мы его пожалеем. Он постоянно разыгрывал жертву. Считал, будто все ополчились против него. Но мы не купились, поскольку он был настоящим треплом.

Я спросил Дэйва, мог ли у Гейси быть сообщник, и Хашмейстер тут же отвечает:

– Не думаю, что у него были соучастники. Вокруг Джона постоянно крутились уличные парнишки, но вряд ли они знали о его художествах.

Мы с Хашмейстером поговорили о дне ареста Гейси. Тогда он и рассказал мне историю, которая, по мнению Дэйва, доказывает, что убийца работал один:

– Гейси разъезжал по городу, прощаясь со знакомыми. Его последней остановкой был ресторан на углу Милуоки и Оуктона. Там он признался своему другу Дэвиду Крэму в содеянном. А через несколько минут Крэм выбегает к нам и кричит: «Эй! Гейси только что сказал, что убил тридцать три мальчика!» – И Дэйв добавляет: – Крэм тогда жутко испугался. Если бы он сам принимал в этом участие, вряд ли он стал нам что-нибудь говорить. Мы были ошеломлены не меньше Крэма. Но в то же время испытали облегчение.

На мой вопрос, могли ли остаться другие жертвы, Дэйв качает головой:

– Нутром чую, мы нашли всех. Да, мы имели дело с парнем, у которого съехала крыша. Но нам приходилось слушать его, допрашивать, узнавать ближе. Он получал удовольствие, рассказывая нам в мельчайших подробностях о своих преступлениях. Пытался нас впечатлить. Думаю, если бы у него осталось что рассказать, он бы не стал молчать.

На момент расследования Хашмейстеру было 33 года.

– Тогда я успел проработать в полиции всего лет шесть, что я мог знать? Совсем новичок, – вспоминает Дэйв. – Руководства не было, все уехали на место преступления, а Гейси хотел поговорить. Где-то через полтора часа с начала признаний я напомнил ему о «правиле Миранды», поскольку знал, что это может помочь делу. Если бы я хоть секунду опасался, что он замолчит, то ничего бы не сказал. Но я знал, что Джон не остановится. Он наслаждался своими признаниями. – У полицейских даже не было времени переварить информацию об убийствах, поскольку в первую очередь они стремились сделать свою работу правильно. – Никто из нас не хотел облажаться. Мы дважды и трижды проверяли себя, проверяя, что все сделано по уставу. Облажаться в таком деле просто нельзя.

В некоторые моменты Хашмейстеру приходилось сдерживать эмоции, особенно когда Гейси заговорил о Робе Писте.

– Я не знал Писта лично, – говорит Дэйв, – но мне во время расследования начало казаться, что этот мальчик– член моей семьи.

Я спросил, повлияло ли дело Гейси на личную жизнь Хашмейстера.

– Образ Гейси не преследовал меня по ночам, – честно отвечает Дэйв. – Это была всего лишь работа. Я просто отключился от реальности. Сейчас, когда полицейский сталкивается с чем-нибудь особенно ужасным, его отправляют к психологу, окружают заботой. На эмоциональном уровне дело Гейси никак на меня не повлияло. Не пойми меня неправильно: мне очень жаль семьи погибших, но такая уж у нас работа. И я выполнял ее механически.

Я спросил Дэйва, думал ли он хоть раз за время расследования, что Гейси может покончить с собой. Хашмейстер качает головой:

– Ни в коем случае. Гейси был слабаком. Несмотря на чувство вины, ему не хватило бы духу убить себя.

Дэйв делится со мной еще парой мыслей:

– Я очень горжусь, что нам удалось разобраться с этим делом. Поначалу, работая в разрозненных маленьких командах, мы сумели действовать как единое целое. Мы контактировали друг с другом, что в те времена было чем-то неслыханным. Мы полностью отдавались своей работе и сосредоточились на правильных целях. Просто удивительно, как группа людей оказалась в нужное время в нужном месте. И в итоге получилась отличная сплоченная команда. Все кусочки мозаики сложились. В чем-то нам повезло, но остальное явилось результатом упорной работы.

Именно эту принципиальность, преданность своему делу я и уважал в Хашмейстере больше всего. Как и в остальных членах нашей команды.

Большинство членов нашей команды осталось в Иллинойсе, однако Ларри Финдер переехал в Хьюстон, штат Техас, где стал прокурором. Мне очень хотелось проверить, как там наш Малыш: так мы называли Ларри, самого молодого среди нас. Тогда ему было 26 лет. Мы не исключали вероятность, что Гейси обратит на Ларри внимание из-за его возраста, и собирались сыграть на любви подозреваемого к юношам. Конечно, Ларри мы ничего не сказали, но его молодость нам помогла.

Ларри вспоминает:

– Гейси сидел в допросной за стеклом. Я проходил мимо, и он поманил меня. Я стал зачитывать ему права, а он забрал текст у меня из рук и дочитал сам, а затем начал признание. Тут зашел Сэм Амирант, адвокат Гейси, но задерживаться не стал. Джон доверительно сообщил мне: «Адвокаты работают на меня и будут делать то, что я велю».

Когда Амирант вышел, Ларри продолжил говорить с подозреваемым. Если Малыш и был напуган, нам он не признался. Я спросил Ларри, что он сделал с признанием Джона.

– Я все записал. Пришлось столько писать, что у меня пальцы свело. А потом я спросил Гейси, сожалеет ли он о содеянном. Джон уставился на меня, как на сумасшедшего, и говорит: «А с чего мне сожалеть?» – Я поскорее добавил: «Сожалеешь, что тебя поймали?» – и Джон вроде бы успокоился. Но я не видел и тени сожаления или раскаяния с его стороны. Правда, он заметил: «Наверное, не стоило кончать последнего (Роба Писта)».

Ларри Финдер взял перерыв, но Гейси попросил его прийти опять. Ларри сомневался, стоит ли возвращаться.

– Было темно, – рассказывает Финдер. – В конце коридора я повернул направо, в сторону света. Внезапно я увидел сидящего мужчину и от неожиданности подскочил на пару метров. Потом выяснилось, что это полицейский, охранявший дверь.

Финдер помнит, как Гейси нарисовал карту подпола. Убийца взял розовый блокнот для записей и отметил местоположение могил. На обратной стороне значилось: «Пока вас не было». На процессе мы привели в качестве улики именно этот блокнот.

Ларри отмечает:

– Я всего лишь раз видел, чтобы Гейси заговорил на суде, – когда я показал карту подпола. Он просто взбесился, увидев ее. Вскочил и заорал: «Судья! Я не рисовал этого!» Помню, судья Гариппо ответил: «У вас будет возможность высказаться позже».

Гейси не только нарисовал для Ларри карту, но и показал ему трюк с веревкой, воспользовавшись четками и ручкой. Финдер вспомнил этот эпизод: он отказался дать убийце веревку, и тот достал из кармана четки.