Сегодня пришла самая скверная новость за всё время. В крепости Айгун, откуда должно было начаться наступление на лоча, сгорели все склады с припасами, да и не только они.

Лантань в ярости смял свиток драгоценной рисовой бумаги.

* * *

Макар смотрел на огромную богдойскую крепость. Точнее, на громаду, которая с трудом просматривалась в свете звезд. Сейчас там пятерка разведчиков с его сыном, Алешкой. К крепости подходили уже почти ночью. Оно и понятно, днем-то первый острожек с припасами мы взяли, что пряник у мальца отобрали. Стояло там меньше десятка каких-то бедолаг. Как пальнули, так они и разбежались. Мы взяли то, что было легко тащить. Пшено богдойское взяли, из него каши хорошие выходят. Остальное пожгли.

Так и потом было. Только богдойцев в охране стало больше. Ну, мы тоже не лыком шиты. Подходили ночью, охранников брали в ножи, остальных резали сонных. Если те уже были настороже, забрасывали их ручными бомбами. Острожки жгли. Потом быстро уходили в лес. Ищи нас в сопках. Богдойцы, конечно, искали. Целые сотни слали. Только мы по ходу стали растяжки оставлять. Очень оно на них хорошо действует.

Так и гуляли мы по чужой стороне аж до самых холодов. В лагере, который в самых зарослях да неудоби спрятали, ждали нас теплые землянки, отдых. Раз в седьмицу в условленном месте на берегу Амура наш человек костер жег: дескать, всё хорошо у нас. А с нашего берега тоже костер – поняли. Пару раз по льду отводили пленника важного, ну там платье богатое или что. Может, каты в городе заставят его что полезное сказать.

Только раз за уже, считай, месяц на засаду нарвались. Наши шли малый острожек жечь. Знамо дело, не все шли. Три десятка я на то дело отправил. Вел их молодой десятник Никита. А там богдойцы, едва не сотня. И с пищалями все. Хорошо, что Никита дозорных выслал. Богдойцы по ним и выпалили. Одного казака насмерть побило, другого в плечо сильно ранило.

Наши давай в них из пищалей садить, бомбами закидывать. Те тоже пуляли. Только наши винтовки куда точнее бьют, да и сотни у нас «особые». Побили, разогнали тогда почти всех засадников. Но и сами одного убитого и семь раненых потеряли.

В ту ночь перевезли всех бедолаг на большую землю. И того казака, что насмерть побило, отвезли. Пусть поп его отпоет и похоронят, как у людей принято.

С тех пор я и велел всем хорониться. Даже на самый маленький острог открыто не переть. А тут не острожек – крепость стоит. Больше чем хабаровская. Только не из бревен, а из глины. Крепкие стены или нет, в темноте не разберешь.

Макар стал ходить по кромке леса. Два шага в одну сторону, два в другую. Сын всё-таки, первенец. Так он и переживал, пока не послышался шорох: разведчики вернулись.

Собрали всех командиров сотен. Говорил Алешка.

– Там, батя, стены – смех один. Старые все. Они их только начали чинить. А длиной-то они по одной стороне, считай, шагов с три сотни. Не, больше там. Сотен пять шагов. Вот. Там мы нашли пять – нет, шесть – мест, где легко подняться можно. А сторожа совсем не бдят. Я с Кирькой поднялся. Потом по городу прошли. Могли бы и так подпалить. Но побоялись, что всё не успеем одни. Склады там есть. Новые анбары стоят. Те из дерева. Они у той стены, что на реку выходит. Это через весь город идти надо. Хотя… С той стороны тоже лаз есть. Только тогда город обойти нужно будет. А еще там старые анбары. Возле них тоже стража есть. В посередине у них дом для воев. Не ведаю, сколько их там, но поместить можно сотню, а то и две.

– Добро, – сказал я сыну как не родному, а просто казаку. Нечего мальца баловать. Хотя сходил он ладно и узнал много. – Давайте теперь говорить, как дело делать будем.

– Что говорить? – сказал старший из сотников, Кузьма. – Полезем ночью да и сожжем всё к ляхам.

– То верно, но не всё. Слушай сюда.

– Говори, атаман.

– Пойдут не все. Не толпой пойдут, а по лазам. На каждый лаз по два десятка. Алешка, покажешь, где они.

– Покажу, батя.

– Добро. И не кучей в лаз полезете, а с бережением. Сначала дозор. Коли там сторожа, то в ножи их. Потом первый десяток. За ним, коли всё хорошо, второй. Учуяли?

– Понятно, Макар, – опять проговорил Кузьма. – Дальше как?

– А дальше… Сколько там анбаров, Алешка?

– Четыре деревянных и два земляных, только земляные больно здоровы.

– Вот. На деревянные анбары пойдет по десятку. Один анбар – один десяток. Сторожей в ножи, анбары жечь. Да так, чтобы и зернышка не осталось. На земляные пойдут два десятка: один снаружи сторожит, второй внутри жжет. Масла довольно?

– Хватает, – усмехнулся молодой сотник.

– Добро. А остальные пойдут к казарме. Только тихо. Дверь там подоприте да внутрь бомбы покидайте. Пяток казаков оставьте снаружи. Ежели из окон полезут – стреляйте.

– Доброе дело выходит, атаман.

– Доброе. Как дело сделайте – сразу уходите. Мы, когда увидим, что огонь поднимается, еще чуток выждем и начнем по крепости из пушек садить и бомбы метать. Потом и сами уйдем. Встретимся возле поляны, где в середке кедр большой. Видели?

– Видели.

– Тогда за дело. У нас еще полночи осталось. Чтобы до света успели.

Получилось ладно. Когда уходили, в крепости всё горело. Ну как, почти всё и сгорело. Богдойцы выскакивали из крепости, только не за нами гнаться, а от огня сбежать. Конечно, земляной город не сгорит весь, как деревянный. Только чинить его долго придется. Ну, так нечего было к нам лезть. Жили же мирно. Кому оно мешало?

* * *

Сотни, что ушли за Амур, веселились до самого конца февраля. Я вел подсчет их похождений. По отпискам Макара выходило, что полностью сожжено двенадцать городков с припасами. Сожжена большая крепость Айгун, сидевшая на Амуре, как бельмо в глазу. По его словам выходило, что выведена из строя чуть не тысяча богдойских воев. Скорее всего, это не знаменные роты: их бы на охрану городков не поставили, да и поменьше там потерь было. Но тоже неплохо.

Главное же, враг теперь будет уязвим. Пополнить припасы в летнюю кампанию он не сможет. Может быть, вообще отложит на год. Было бы неплохо. Есть у меня пара задумок.

Да и не только острожки с припасами уничтожали наши сотни. Получилось вполне боеспособное партизанское соединение. Ни один отряд богдойцев числом меньше сотни, выехав от Ивового палисада в сторону Амура, не чувствовал себя в безопасности. Наши умельцы уничтожали малые отряды врага, устраивали засады на большие. От облав, которые богдойцы пытались устроить на них, уходили, используя лыжи и более совершенное оружие.

Нападали они и на караваны с продовольствием, идущие в Гирин или Нингуту. Бомбы на растяжках стали ночным кошмаром маньчжуров. Одним словом, повоевали знатно. На исходе февраля по льду Амура сотни Макара перебрались на нашу сторону, оставив на память о себе кучи растяжек на дорогах.

По сведениям наших разведчиков, которые, пользуясь неразберихой и паникой на заставах, опять начали поставлять инфу, богдойское начальство выло от гнева. Из дворца наместника в Гирине постоянно вылетали какие-то ошалевшие гонцы, выбегали и забегали чиновники с испуганными лицами. В городе шептались, что Лантань послал гонца с просьбой прислать ему еще тысячу знаменных воинов и караваны с провиантом, фуражом, боеприпасами.