– Ты, боярский сын, ужо поди. Как решу – тебе сообщат.

Я поклонился в пояс и вышел. Так и не понял, в плюсе или нет.

Домой ехали в растрепанных чувствах. Точнее, в сложных чувствах были мы со Степаном. Казаки ехали весело, кричали что-то проходящим девкам. Хорошо им.

Вечером Степан часа на два исчез. Когда появился, сообщил, что был он у подьячего, что в приказе уже много лет служит, наши интересы блюдет. Так вот, от того подьячего он узнал причину неопределенного ответа Стрешнева. В Приамурье толкали своего человека Милославские. Стрешневу же он изрядно не нравился. Но ссориться с могучим кланом он не хотел. Потому и колебался до самого вечера. А вечером-то и написал грамоту на воеводство. Для меня. Ура! Мы победили!

Грамоту о моем назначении мы прождали еще две недели. Назначает, конечно, глава приказа. Только жалует мне воеводство царь-батюшка. Поскольку этот батюшка всем батюшкам батюшка, быстро он не делает. И то все говорили, что всё случилось «в один миг».

Получил я от приказного дьяка и наставление с приказанием приводить людишек «под высокую государеву руку», торговлишку с богдойцами вести и прочий обычный бред. Почтительно выслушал, чинно вышел. И только покинув Кремль, остановил коня и попросту заорал. Ни о чём! Эмоции выпустил. Проходящий мимо мещанин шарахнулся в сторону. Стрельцы взялись за бердыши. Но мне было фиолетово. Вышло!

Обратно ехал, как летел. Хоть у Енисея-реки догнала нас осенняя распутица, мне и она была не в тягость. От Нерчинска отправил весть с голубиной почтой. Там сел на корабль и домой.

Итак, «в 7171 год от сотворения мира воеводой даурския землицы и земель по великой реке Амур назначен сын боярский Онуфрий Степанов». Теперь и вправду передышка.

Покой длился долго. Так долго, что я начал привыкать к нему. Больше десяти лет ни Москве, ни Пекину до нас дела не было. Едва закончив войну с Речью Посполитой, Россия была втянута в войну с Османской империей, которую вот уже сто лет хоронили, только похороны всё откладывались. Польша, потерпев поражение от турок, уступила им Украину, в том числе области, отошедшие к России. Потому, как ни стремились русские избежать новой войны, она началась. Усталая страна, только что пережившая смену правителя, вновь переходила в военный режим. Обо всём этом докладывали наши московские «послухи».

Я чувствовал себя не очень душевно. С одной стороны, страна и народ, к которому я себя причисляю, исходят кровью в войне. Я же, имея уже четыре вполне боеспособных полка, или приказа, как тогда говорили, сижу на краю мира, на спокойной окраине. С другой стороны, окраина потому и спокойная, что здесь стоят мои отряды. Да и не спасут две тысячи самых лучших бойцов ситуацию, когда войска османов исчисляются уже сотнями тысяч. Чтобы как-то подавить в себе неприятные чувства, я увеличил посылку ясака в столицу. Даже выслал десять пушек нашего производства, правда не винтованных.

Долгая война закончилась ничем. Турецкий берег Днепра остался за турками, а русский берег – за русскими. Только реки крови пролились и с той, и с другой стороны. Только страна была изнасилована поборами, множились разбойничьи шайки, всё сильнее роптали стрельцы.

Грустно осознавать, что после смерти царя Федора Алексеевича начнется смута, завершившаяся только с приходом во власть Петра Алексеевича, который, конечно, Великий, но крови со страны попил тоже изрядно.

Стрелецкая смута началась, как и в прошлой истории, в 7190 году. Стрельцы резали бояр, бояре – стрельцов. Из сибирских воеводств выжимали все соки. Мне было легче других, поскольку считалось, что воеводство далекое и небезопасное. Хотя в начале лета того года и до Нерчинска добрался гонец от правительницы Софьи с требованием выслать дополнительно к окладу и ясаку пять тысяч рублей серебром. Делать нечего, пришлось подчиниться. Благо деньги были.

В Пекине тоже было не всё ладно. Молодой правитель Суанье долгое время был формальным владыкой, торговал физиономией на важных обрядах. Правил в то время совет регентов, который после нескольких лет борьбы подмял под себя князь Обой. Сей мудрый владыка начал бороться за восстановление древнего маньчжурского благочестия. В качестве пути восстановления он использовал казни китайских ученых и иностранных советников.

В Китае вновь начинается брожение, тем более что на острове Тайвань всё еще сидят остатки армий династии Мин. Недовольство зреет и среди наиболее тесно связанной с китайцами маньчжурской военной аристократии. Воспользовавшись этим, юноша-император вместе со своим дядей Сонготу свергает регентов. Обой казнен, его приспешники разогнаны. Чтобы успокоить подданных новые правители снижают налоги, прощают недоимки, воздают должное великой культуре Поднебесной империи.

Казалось бы, тишь, гладь и божья благодать. Точнее, вот и восстановлен небесный порядок. Но всё было не совсем так. Некогда победоносный владыка Абахай пообещал своим полководцам, сражающимся на юге с войсками династии Мин, что завоеванные ими области станут их княжескими владениями.

Так возникли почти автономные княжества в южной части империи. Молодой император Суанье, наконец захвативший власть, попытался ограничить излишнюю, с его точки зрения, самостоятельность князей-данников. Но вместо изъявления покорности и отбытия к Ивовому палисаду в ссылку князья по непонятным причинам восстали, выставив армию, вполне сравнимую с императорской. Началась война саньфань.

Понятно, что особо пристально приглядываться к событиям на окраине в этих условиях было совсем не с руки. Тем более что там внешне всё было хорошо. Правда, молодому князю-наместнику пришлось сообщить о большой потере войск, в том числе знаменных рот. Недовольство императора привело к тому, что сын Шарходы потерял титул князя-защитника, оставшись просто наместником, амбанем. Наверное, ему это было обидно. Но нам оно было глубоко параллельно. Не нарушай договоров, и будет тебе счастье.

Бахай с горя даже перенес резиденцию подальше от нас, в город Гирин. Там он опять начал собирать роты новых маньчжуров. Типа мы ничего не видим. К тому времени у нас и среди купцов, и среди ремесленников своих людей было хоть отбавляй. Нам эти войска были только на один зуб.

Винтовые, казнозарядные орудия, винтовки, пулеметы, к которым добавились еще и гранатометы, позволяли нам не подпустить противника к себе. Практически все две тысячи воинов были вооружены оружием, лет на тридцать-пятьдесят опережающим окружающий мир. Конечно, если бы враг обладал преимуществом в десятки раз, то мы могли бы проиграть – просто массой бы нас задавили. Но даже при соотношении один к трем мы могли спокойно поплевывать в потолок.

Армия, конечно, не была стянута в одно место. Воеводство огромное. Три сотни стояло в Забайкалье. Нерчинск, Селенгинск, Верхнеудинск – в каждом из них был гарнизон. Две сотни стояли в Нерчинске, возле которого велась разработка серебряных руд. По полсотни стояло в двух других острогах. Сотенный гарнизон стоял в Албазине. В Кумарском остроге стояла сменная полусотня из Благовещенска. Десяток был в Бурейском остроге. Поставили небольшой острожек с десятком казаков и у впадения Биры в Амур.