Что за конец для этого кошмарного путешествия на север.

И где же мой «мир»? А, вот он в этом животе пижамной пшеницы. Этот непослушный ребенок с сияющими черными глазами который знает что я люблю ее. Мы все выходим на улицы Деревни, колотим в окна, находим «Генри», гуляем по парку на Вашингтон-сквер и в одном месте я демонстрирую свой лучший балетный прыжок своей Рут и она его полюбляет – Мы идем рука об руку позади всей остальной банды – Я думаю Саймон немного разочарован что она не его выбрала – Ради бога Саймон дай же мне хоть что-нибудь – Неожиданно Рут говорит что нам с ней вдвоем непременно надо пойти и еще раз послушать всю пластинку «Моя прекрасная леди», встретиться с остальными попозже – Идя с нею рука об руку я показываю на окна верхних этажей моего бредового Манхэттена и говорю:

– Я хочу написать обо всем что происходит за каждым из тех окон!

– Здорово!

На полу в ее спальне пока она заводит проигрыватель я лишь целую ее и опускаю на пол как недруга – она отвечает мне как недруг говоря что если она и будет заниматься любовью то не на полу. А теперь, во имя 100 %-ной литературы я опишу нашу любовь.

Она как большая сюрреалистическая картина Пикассо где то и это тянется к тому и этому – даже Пикассо не хочется быть чересчур точным. Это Райский Сад и годится всё. Я не могу придумать ничего прекраснее у себя в жизни (и эстетичного) чем держать обнаженную девушку в своих руках, боком на постели, в первом предварительном поцелуе. Бархатистая спина. Волосы, в которых текут Оби, Параньи и Евфраты. Затылок первочеловека ныне обратившегося в змееобразную Еву у Падения Сада где чувствуешь личные мышцы поистине животной души и никакого пола там нет – но О остальное столь мягкое и невероятное – Если б мужчины были так же мягки я б любил их за это – Подумать о том что мягкая женщина желает жесткого волосатого мужчину! Сама эта мысль поражает меня: где ж красота? Но Рут объясняет мне (поскольку я спросил, прикола ради) что из-за ее чрезмерной мягкости и пшеничного живота ей все это осточертело и она возжелала грубости – в которой увидела красоту по контрасту – и поэтому снова, как у Пикассо и как в Саду Яна Мюллера,[129]мы усмирили Марса нашими обменами твердого и мягкого – С несколькими дополнительными штучками, вежливо в Вене – это привело к запыхавшейся вневременной ночи чистого милого восторга, закончившейся сном.

Мы ели друг друга и пахали друг друга жадно. На следующий день она сообщила Эриксон что это был первый extase[130]в ее карьере и когда Эриксон мне сказала об этом за кофе мне было приятно но по-настоящему я не поверил. Я сходил на 14-ю улицу и купил себе красную ветровку на молнии и в тот вечер Ирвину мне и пацанам пришлось идти искать себе комнаты. В одном месте я чуть было не снял комнату на двоих в Ассоциации молодых христиан для себя и Лаза но потом передумал поняв что он будет лишним грузом для моих нескольких оставшихся долларов. Наконец мы нашли комнатку в пуэрториканской ночлежке, холодную и унылую, для Лаза и уныло оставили его там. Ирвин с Саймоном отправились жить к богатому ученому Филлипу Воэну. Той ночью Рут Валер сказала что я могу спать с ней, жить с ней, спать с ней в ее спальне каждую ночь, стучать на машинке все утро когда она уходит на работу в агентство и болтать с Рут Эриксон весь день за кофе и пивом, пока она не вернется вечером домой, когда я буду в ванной втирать мази в ее новые потертости кожи.

У Рут Эриксон в квартире жил громадный пес Джим, который был гигантской немецкой полицейской собакой (или овчаркой) (или волком) и любил возиться со мной на вощеном деревянном полу, у каминов – Он бы сожрал целые сборища хулиганья и поэтов по одной-единственной команде но знал что я нравлюсь Рут Эриксон – Рут Эриксон называла его своим любовником. Время от времени я выводил его на поводке (вместо Рут) чтобы он пробегался взад-вперед по тротуарам и сделал свои пипи и крупные дела, он был так силен что мог протащить за собой полквартала в поисках запаха. Однажды когда он увидел другую собаку мне пришлось крепко вкопаться пятками в тротуар чтоб удержать его. Я сказал Рут Эриксон что жестоко держать такого большого чудовищного человека на привязи в доме но оказалось что совсем недавно он умирал и именно Эриксон спасла ему жизнь выхаживая его круглые сутки, она его по-настоящему любила. У нее в спальне был камин и драгоценности на комоде. Как-то раз к ней туда зашел канадец-француз из Монреаля которому я не доверял (он у меня занял 5 долларов да так и не вернул) и слинял с одним из ее дорогих колец. Она допрашивала меня кто мог его взять. Не Лаз, не Саймон, не Ирвин, не я, уж точно. «Тот пройдоха из Монреаля». Ей на самом деле хотелось чтобы я был ее возлюбленным в некотором роде но она любила Рут Валер и посему об этом не могло быть и речи. Мы проводили долгие дни беседуя и глядя друг другу в глаза. Когда Рут Валер возвращалась с работы мы готовили спагетти и устраивали большие ужины при свечах. Каждый вечер к Эриксон приходил очередной потенциальный любовник но она их всех отвергала (дюжинами) кроме того французского канадца, который никогда этого не сделал (только может быть с Рут Валер когда меня не было) и Тима Маккэффри, который сделал как сам сказал с моими благословениями. Он сам (молодой сотрудник «Ньюсвика» с большой прической Джеймса Дина) пришел и спросил меня можно ли, очевидно его прислала Эриксон, подразнить меня.

Кто мог бы придумать что-нибудь лучше? или хуже?

Почему «хуже»? Потому что неизмеримо сладчайший дар на земле, осеменение женщины, ощущение его для страждущего мужчины, приводит к детям которых выдирают из чрева вопящих и просящих пощады как будто их швыряют Крокодилам Жизни – в Реку Жизней – что и есть рождение, О Леди и Джентльмены благородной Шотландии – «Малыши что с воплями рождаются в этом городке суть жалкие примеры того что происходит повсюду», однажды написал я – «Маленькие девочки бросают тени на тротуар и те короче Тени смерти в этом городе», еще писал я – Обе Руты родились вопящими девчонками но в возрасте 14-и лет вдруг испытали позыв сексуально и тряско заставлять других вопить и вопить – Это ужасно – По сути своей учение Господа Будды таково: «Никаких Больше Перерождений» но это учение было захвачено, спрятано, извращено, поставлено с ног на голову и оклеветано став Дзеном, изобретением Мары-Искусителя, Мары-Безумца, Мары-Дьявола – Сегодня публикуются целые большие интеллектуальные книжки про «Дзен» кои не более чем Личная война Дьявола с сущностью учения Будды который сказал своим 1250 мальчикам когда Куртизанка Амра и ее девочки приблизились с дарами по Лугу Бенгали: «Хоть она и прекрасна, и одарена, вам всем лучше бы пасть в пасть к Тигру, чем попасться в сеть ее планов». Окак? Под этим имеется в виду что к каждому родившемуся Кларку Гейблу или Гэри Куперу, со всей так называемой славой (или к Хемингуэю) что этому сопутствует, приходят болезнь, распад, печаль, сетования, старость, смерть, тлен – в смысле, на каждый маленький миленький комочек родившегося младенца, над которым курлычет женщина, приходится одно громадное гнилое мясо сжигающее медленных червей в могилах этой земли.