– Подруги. – Она опять хотела пройти мимо, но он с силой дернул ее к себе.

– Сядь!

Лариса рухнула в кресло, возмущенно закричала:

– Больной? С ума сошел?

– Сидеть! – Таким Виктора Сергеевича она еще не видела.

– Кто звонил? – жестко спросил он.

– Друзья! Друзья звонили!

– Я не прощаю ложь, учти! Вот этот… – Муж дрожащей рукой дотянулся до ящика стола, извлек оттуда пару фотографий. – Вот с ним я уже смирился. Привык! А теперь уже нет! Чтоб другие кобели сюда названивали, чтобы мой дом превращался в бардак – я этого не допущу!

Лариса потянулась за снимками, отобрала их у мужа, впилась в них глазами. На них был изображен Глеб – красивый, счастливый, улыбающийся. А рядом с ним Оксана, молодая и тоже светящаяся от счастья.

– Откуда это?

– Принесли мои люди сегодня. Где-то засекли их вместе.

Лариса не могла оторвать взгляда от счастливых молодых людей, Виктор Сергеевич не без злорадства наблюдал за ней.

Она подняла на него глаза, полные слез, тихо и внятно произнесла:

– Ненавижу… Ненавижу всех. И больше всего тебя… – И стала плакать горько, безутешно.

Муж сидел неподвижно рядом, смотрел на ее вздрагивающую спину, молчал.

Конюшин вышел из метро, пешком направился в сторону двенадцатиэтажных корпусов, в одном из которых он жил. Было уже довольно поздно и темно, прохожие почти не встречались. Экс-следователь свернул с улицы, чтобы пройти дворами, и тут его окликнули:

– Гражданин, можно вас?

Конюшин остановился. К нему направлялись три бритоголовых парня.

– Закурить не найдется?

– Не курю, – чувствуя неладное, ответил он, отступая.

– А лавэ не подбросишь?

Конюшин с готовностью открыл портфель, достал кошелек.

– Пожалуйста, все, что есть.

Передний из парней взглянул на деньги, засмеялся.

– По-твоему, мы нищие? Сколько даешь, жлоб?

– Больше нет.

– Он не только издевается, но еще и врет, – вмешался второй парень. – Да и рожа у него противная. Нерусская!

– Мусульманин… – уточнил экс-следователь.

– Чурка!

Конюшина ударили. От неожиданности он упал, но тут же схватился и бросился бежать.

Его догнали, сделали мощную подсечку, и экс-следователь растянулся на асфальте.

– Помог-гит-т-т… – только и успел он крикнуть, как на него обрушился шквал ударов.

Били в основном ногами. Били сильно и со знанием дела.

Из-за угла вырулили «жигули», какие-то люди выскочили из них, подхватили вялое тело Конюшина, запихали в салон, и автомобиль быстро попетлял по темным дворам, держа путь к освещенной части улицы.

Бритоголовые сбились плотной стаей и быстро зашагали от места происшествия.

Вахтанг сидел напротив окровавленного Конюшина, привязанного к спинке стула, пускал колечки дыма. Следователь тяжело дышал, глаза были крепко сомкнуты.

– Следователь… – позвал Вахтанг. – Эй, следователь. Может, хватит дрыхнуть? Просыпайся, следователь!

Тот с трудом поднял голову, с таким же трудом приоткрыл глаза.

– Чай? Кофе? Водка? – спросил Маргеладзе.

Тот отрицательно покачал головой.

– Заставлять не буду… У нас вообще никто никого не заставляет. А вот поговорить здесь любят. Поговорим, следак?

– О чем? – еле слышно спросил Конюшин.

– О тебе… – Вахтанг загасил сигарету. – Что ж ты за сука такая, что сначала работаешь на закон, а потом против закона?

– Не понимаю.

– Не понимаешь, объясню. Ты ведь пробовал посадить Кузьму?

Тот кивнул:

– Пробовал.

– И не получилось?

– Не получилось.

– И решил служить ему?

– Решил.

Вахтанг прошел к бару, налил коньяку.

– Может, будешь? Хороший коньяк, грузинский.

– Не пью.

– Молодец… – Маргеладзе сделал глоток, вернулся с фужером на место. – Так, может, теперь мне послужишь?

Конюшин поднял на него глаза, усмехнулся:

– Нет, не получится.

– Это ж почему?

– Не хочу.

– Не нравлюсь, что ли?

– Очень не нравитесь, до противного.

– Во как?! – удивился хозяин, подошел к привязанному, стал лить ему на голову остатки коньяка. – А если я попрошу?

– Все равно не получится, – ответил Конюшин, пытаясь сдуть с лица капли коньяка.

– Нравится Кузьма?

– Очень.

– Это ты собрал материалы на моего директора ипподрома?

– Я.

– Что еще ты, сучонок, сделал?

– Кое-что сделал. Но рассказывать не буду.

– Это почему же?

Конюшин поднял глаза на Маргеладзе, попытался улыбнуться:

– У меня недостаток… Я – верный. И если кому-то служу, другому служить не буду. Хоть убей.

Вахтанг отбросил пустой фужер, переспросил:

– Убью и все равно не скажешь?

– Ни слова.

– Тебя понял. – Маргеладзе приоткрыл дверь, сказал двум могучим парням: – Человек хочет помереть, помогите ему.

Уходя, оглянулся и увидел, как парни обмотали веревкой шею экс-следователя и стали душить его.

Важа и Шалва встретились на окраинной улице города. Сидели в машине при погашенных фарах, негромко разговаривали.

– Хорошо, – сказал Шалва, – а если я улечу в Грузию?

Важа пожал плечами:

– Он и там достанет.

– Значит, сидеть здесь всю жизнь и ждать, когда он умрет?

– А что еще остается делать?

– Ты что, Важа, сумасшедший? Ты бы смог так?

– Нет, не смог бы.

– И я не смогу! А за что он меня ненавидит? – возмутился Шалва. – Что я ему сделал?

– Он всех ненавидит. Маньяк! Тебя, меня, всех! – объяснил Важа.

– И все же, что я такого сделал, чтоб так меня ненавидеть и даже хотеть убить?!

– Он знаешь, как пытал меня, когда я вернулся? Чудом не убил. – Важа включил свет в салоне, показал рубцы на руках от веревок. – А тебя сразу растерзает. Хотя бы за ту фотку, где ты с Вованом. Или за наркотики!

– Но наркотиков не было! Даже менты признались – фуфло!