Как вдруг на горизонте появился Ник и заставил ее почувствовать себя интересной и экзотической.

– Вот любопытно: в чем ты исповедуешься? – как-то спросил он ее. – Тебе можно это рассказывать?

Он рассматривал снимки, на которых Алиса была изображена в форме католической школы – длинная юбка в складку, – и шептал ей на ухо: «Ох, как же я тебя сейчас хочу!» Он сидел на диване в цветочек, рядом стоял квадратный коричневый журнальный столик (самый большой из всех их журнальных столиков), покрытый вышитой салфеткой. Ник жевал толсто намазанную маслом булочку с ярко-розовой глазурью, пил чай и спрашивал: «А дом какого года постройки?» Как будто их хибара красного кирпича заслуживала такого уважительного отношения. «Шестьдесят пятого, – отвечала Барб. – Мы за него пять сотен отдали». Алиса впервые об этом услышала! Ник сделал их дому историю. Он согласно кивал, отпускал замечания об установке света и был точно таким же, как за антикварным столом в доме своей матери, где он ел инжир, козий сыр и пил шампанское. У Алисы голова кружилась от обожания.

– А мы будем сидеть с папой, когда он будет здесь? – спросила Оливия, повиснув на рукаве у Алисы. – Вы будете сидеть вместе? Так что я буду танцевать, а вы будете говорить друг другу: «О, какая милая у нас дочка! Как мы ею гордимся!»

На Оливии было трико, балетная пачка и пуанты: она готовилась идти на сцену. Алиса загримировала ее своей косметикой, хотя та все твердила: «Мало! Мало!»

– Ну конечно, мы будем сидеть вместе, – сказала Алиса.

– Оливия, ты самый стеснительный человек в мире, – заявила Мадисон.

– Ничего она не стеснительная, – возразила Элла, прижав Оливию к себе, и потянула за вырез темно-красного топа Мадисон с длинными рукавами. – Этот топ классно на тебе выглядит. Я знала, что он тебе пойдет.

– Мой любимый, – яростно произнесла Мадисон. – Только вот мама его так редко стирает!

Алиса смотрела, как Элла смотрит на Мадисон, и видела, как смягчалось ее лицо. Казалось, что сестра Ника любила детей Алисы. И, судя по тому, как Билли не оставлял попыток залезть в сумку Алисы и найти там свои любимые карамельки, она тоже любила этого маленького мальчика. Они с Эллой были тетками по отношению к детям друг друга, и от этого Алиса ощущала огромную симпатию к ней.

– Ты стала такой красивой, такой элегантной, – сказала Алиса Элле.

– Шутишь? – напряглась Элла.

– Тетя Элла, мама сегодня может показаться немножко чудной, – пояснил Том. – Она сильно повредила голову. Я тут распечатал кое-что из Интернета, так что почитай, если хочешь. К вашему сведению. Так говорят, когда хотят кому-то что-то сказать.

– Папочка, милый! – закричала Оливия.

Ник только что вошел и остановился, осматриваясь. На нем был дорогой костюм, рубашка с расстегнутым воротом, без галстука. Он выглядел удачливым, привлекательным человеком зрелого возраста. Таким, кто принимает серьезные решения, знает свое место в мире и больше не роняет бутерброд на рубашку перед самой презентацией.

Ник сначала заметил детей и весь просиял. Через секунду он заметил Алису, и лицо его омрачилось. Он подошел к ним, и Оливия тут же бросилась в его объятия.

– О, как я по вам троим соскучился! – глухо произнес Ник, уткнувшись в шею Оливии, одной рукой ероша волосы Тома, а другой похлопывая Мадисон по плечу.

– Привет, пап! – сказал Том. – Угадай, сколько километров отсюда до нашего дома. Угадай, ну!

– Сколько-сколько… Пятнадцать?

– Почти! Тринадцать, к вашему сведению.

– Привет, ребенок! – обратился Ник к Элле. Он всегда так называл ее.

Элла смотрела на него обожающим взглядом. Здесь ничего не поменялось.

– И ребенок ребенка! – Он схватил Билли и теперь держал двоих – Оливию и Билли.

– Ребенок ребенка! Ребенок ребенка! – пыхтя, повторял Билл.

– Как дела, Алиса? – бросил он, глядя на детей.

На Алису он не смотрел и поздоровался с ней в последнюю очередь. Она была самая нелюбимая. С ней он говорил подчеркнуто вежливо.

– Все нормально, спасибо.

Ни в коем случае не плакать! Ни с того ни с сего ей страшно захотелось видеть Доминика. Того, кто больше всех любит ее. Как же противно было быть презираемой. Чувствовать, что тебя просто не замечают.

– Леди и джентльмены, мальчики и девочки! – послышался в микрофоне знакомый дрожащий голос. – С огромным удовольствием я приветствую вас на вечере семейных талантов нашей деревни! Прошу всех занять свои места!

– Фрэнни! – воскликнула Оливия.

На сцене стояла Фрэнни, очень красивая в темно-синем платье, и спокойно говорила в микрофон, хотя в голосе у нее проскальзывали напряженные нотки.

– Кажется, она совсем не волнуется, – заметила Мадисон. – Если бы мне нужно было говорить перед такой толпой, я бы так нервничала, что, наверное, упала бы в обморок.

– И я тоже, – сказала Алиса.

– Ты? – Мадисон скривила губы. – Ну, ты нет!

– Как – нет? – возразила Алиса. – Да!

После небольшого замешательства все расселись по местам. Мадисон, Том и Оливия непременно хотели сидеть рядом с отцом, а Оливии нужно было место в самом конце ряда, чтобы было удобнее встать, когда назовут ее имя, а может быть, захотелось еще, чтобы Ник с Алисой сели рядом, а Билли нужно было забраться на колени Алисе, чего очень не хотела Элла. Но сдаться ей все-таки пришлось, и в конце концов Алиса с Мадисон оказались по одну сторону прохода, Ник – по другую, а маленькое теплое тельце Билли уместилось у нее на коленях. Ну что ж, хотя бы ему она нравилась.

Где же Элизабет? Крутясь на месте, Алиса искала ее глазами. Она должна была прийти, но, вполне возможно, передумала. Мама позвонила и сказала, что результаты анализа крови отрицательные и с Элизабет вроде бы все хорошо, хотя и не совсем. «Я было подумала, не пьяна ли она», – сказала Барб. Божок плодородия так и лежал в сумке Алисы, дожидаясь своей новой владелицы. Неужели он сейчас расстроит ее, и больше ничего? Но что, если она лишает Элизабет его волшебной помощи? Надо спросить Ника, что он об этом думает.

Она посмотрела на его четкий профиль. Можно ли сейчас спрашивать его совета в подобных вещах? Может быть, и нет. А может, ему все равно.

Когда все наконец расселись и затихли, Фрэнни постучала по микрофону и сказала:

– В первом отделении праправнучка Мэри Барбер исполнит песню из фильма «Титаник».

Маленькая девочка в расшитом блестками платье, намазанная сверх меры, выплыла на сцену, вся покачиваясь и изгибаясь, как стареющая певица кабаре.

– Мама, вот видишь! – прошипела Оливия, перегнувшись через Ника и укоризненно глядя на Алису.

– Ужас, – еле слышно произнес Ник.

Девчонка схватила микрофон обеими руками и запела; ее голос дрожал от преувеличенных эмоций, а вся аудитория сочувствующе ахала всякий раз, когда певица брала высокие ноты.