не закричал он. И что было делать? Лидка с Дементием откладывали как могли эту его просьбу, вернее запрет, и вообще пока никого к Кате не допускали. Было несколько звонков и от одноклассников, но ее не подзывали – нет и все, подойти не сможет. Снова позвонила классная, была суха и деловита, словно по привычке собирала школьников на субботник или на сбор макулатуры, напомнила, что завтра в девять у школы. Кто опоздает, тот пропустит мероприятие. Так и сказала – мероприятие. Лидка ужаснулась, хотела было ее вразумить, но поняла, что это бесполезно, положила трубку и выпила валокордина.

Лидка в глубине души, конечно, понимала, что удержать Катю от проводов лучшей подруги вряд ли получится. Никакой здравый смысл здесь не работал. Она попыталась прощупать ее настроение, уговорить полежать еще пару деньков, чтобы потом тихо-спокойно съездить и на кладбище, и к родителям помянуть Ирку. Катя на это только зыркнула диким взглядом и удивленно спросила:

– Неужели ты смогла бы так поступить? Неужели ты смогла бы потом себя уважать?

И никакие уговоры Лидки и Дементия больше не помогли. Она решила – и все. Она поедет.

Проводы

На следующее утро после долгих споров и переговоров решили поехать втроем – Лидка, Катя и Дементий. Доводы, что в автобусе не хватит на всех места, силы не возымели – теперь уже Лидка показывала свой характер.

– Меня это совершенно не интересует! Поймаю такси, поеду следом! Катюлю без присмотра не отпущу, это во-первых! За вами обоими нужен глаз да глаз! Да, Дементий, и не надо на меня так смотреть! – Лидка могла быть и жесткой, когда речь шла о жизни и смерти, а тут это была не просто фигура речи. – И потом, я взяла с собой целую аптечку, и это во-вторых. Вдруг кому понадобится? Ирка мне как внучка была, я обязана ее проводить, и это в-третьих. Неужели вы думаете, что я спокойно смогу тут сидеть и ждать? Да я сразу умру, как только за вами закроется дверь!

Ясно было, что против этого аргумента уж точно не попрешь, – поехали втроем.

Старенький обшарпанный автобус с трясущейся выхлопной трубой словно мерз как пес, потрясываясь около школьного двора, но на улице рядом с ним никого не наблюдалось, все сидели внутри – утро было слишком морозным. Катя поскреблась в переднюю дверь, которая, громко скрипнув, открылась, и все втроем поднялись в салон. Людей внутри было немного: девчонок десять из класса, трое парней и две учительницы – химичка и их старенькая учительница начальных классов, Елена Михайловна, милая и добрая. Родителей – никого.

– Ну, здравствуй-здравствуй, Крещенская! Садись! – прозвучал малоприятный голос химички, и Катя вздрогнула, вспомнив это резкое «Садись!», когда не могла с ходу на уроке ответить про какую-нибудь валентность или вспомнить формулу водорода или какого-нибудь гелия… Гелий… Этот Гелий и был причиной Иркиной смерти, Катя ни секунды в этом не сомневалась. Ее передернуло, слезы снова подступили к глазам, но она постаралась взять себя в руки и у нее получилось не расплакаться.

Лидка тепло поздоровалась с одной учительницей, кивнула другой, а Дементий усадил Катю к мерзлому окошку, чтобы ее не укачивало – когда смотришь в окошко, не так тошно, сказал он. Подождали еще минут десять, никто больше не появился, и, тяжело вздохнув, автобус тронулся. Девчонки сначала вяло переговаривались, а потом затихли, кто-то даже заснул. Дорога из Москвы была долгой, скользкой и однообразной, и вот, добравшись до какого-то села с обычным незапоминающимся названием, водитель свернул на заснеженную ухабистую дорогу и вырулил в белоснежное нетронутое поле, в конце которого вразброс, без какого-то определенного порядка торчали одинокие черные кресты. Ни деревца, ни кустика, только кресты. Встревоженные девчонки стали опасливо озираться – долгая дорога и жутковатый вид старого сельского кладбища их по-настоящему напугали, а может, они в жизни такого пока не видели. Да еще в небе с криком метались вороны, дополняя непривычно мрачную и неприглядную картину. Издалека Кате показалось, что это черные могильные кресты, взмывшие в облака, и стало по-настоящему жутко.

Почти никого не было, лишь горстка людей да старенькие «Жигули», непонятно какой дорогой добравшиеся сюда. У людей, стоявших вокруг свежей кучи земли, автобус, закряхтев, остановился, но наружу никто не поспешил. Девчонкам, да и парням тоже, стало по-настоящему страшно. Все смотрели на зловещую яму, которая, как раззявленный рот, чернела посреди белого поля в ожидании, когда проглотит Ирку Королеву, хорошую веселую девчонку, их ровесницу, звонкую и необычную. Метель все поддавала и поддавала снега, припорашивая яму и заметая следы работы двух пьяных мужиков, которым и в яме было совершенно комфортно. Потом один подкинул вверх, на волю грязную лопату, выкарабкался сам и протянул руку напарнику, чтобы помочь выбраться из преисподней.

– Хм, все-таки очень странно, что Королеву хоронят на кладбище, – нашла что сказать Наталья Борисовна, увидев яму. Елена Михайловна укоризненно на нее посмотрела, но та все равно продолжила, сделав вид, что никакого укора не заметила. – Таких в лесу хоронят, отдельно от других. Ну хоть храма рядом нет, и то хорошо, – удовлетворенно произнесла она и по-учительски зыркнула на всех вокруг.

– Ну зачем вы так сейчас? – не выдержала Елена Михайловна. – Не к месту и не ко времени. Думайте что угодно, но вслух хотя бы не произносите, стыдно за вас. Бедная девочка, надо проститься с ней по-человечески.

Хорошо, что Лидка сидела далеко и не слышала выступлений химички, иначе бы обязательно встрянула и задала бы ей, дуре, жару: как можно вообще такое говорить, а тем более на похоронах. Ни сочувствия, ни сострадания… Катя, прислонившись головой к заиндевевшему по краям стеклу, смотрела не мигая на зиявшую черную дыру за окном и не думала вообще ни о чем. Голова была пустая, оглушенная, непривычно тяжелая. Мысли если и были, то вязли, не имея возможности оформиться во что-то разумное. Катя перевела взгляд на скромный узор на стекле, который ничего собой не представлял, просто ровные черточки, почти как на листке из тетрадки по математике, но совсем крохотного масштаба. Издалека этот еле заметный узор и вовсе казался бесформенным пятном, а при ближайшем рассмотрении завораживал своей четкостью и выверенностью линий. Как появился на стекле этот маленький и строгий, без излишеств листок в клеточку? Катя уставилась в эту точку, как вдруг перед ее окном появилось белое, словно замороженное, лицо женщины в приспущенном черном платке. Несколько прядей, вылезших из пучка, били на ветру по ее глазам. Она почти не