Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я также. Вы представитель власти — я тоже. У меня есть звание, и я не расстанусь с ним просто так!
— Правильно, капитан. Я хотел бы выяснить одно обстоятельство. Не знаете ли вы какого-нибудь наблюдателя здесь, в долине, который дает сведения Антонио Силвино?
— Лейтенант, я знаю только одного.
— Кто же это, капитан?
— Кто? Правительство, лейтенант. Будь я на месте правительства, кангасейро бы не было.
— Я не позволю оскорблять правительство! Замолчи, дерзкий старик!
— Вы же сами меня спросили.
— Убирайся!
— Покорно благодарю. Когда понадоблюсь, к вашим услугам, лейтенант.
Появился полицейский.
— Лейтенант, мы поймали этого слепца из Можейро, там в конце улицы.
— Приведи его сюда.
— Вы уже воюете со слепыми, лейтенант? — насмешливо спросил Виторино.
— Провались ты в преисподнюю, старая скотина!
— Я вам оттуда напишу.
Слепого Торкуато ввели в здание тюрьмы. Народ остался на улице, обсуждая его арест. Говорили, что он разведчик капитана. Его уже раз избили в Можейро, требуя, чтобы он раскрыл какие-то тайны, но он ничего не сказал. Теперь его снова будут бить. И действительно, скоро послышались крики слепца. Женщины высунулись из окон. Лейтенант добивался от него признания. Виторино громко возмущался этим безобразием. Проходивший мимо полицейский остановился и спросил:
— Ты что это болтаешь, старик?
— Все вы трусы! Избиваете слепого!
— Заткнись, старик!
К ним подошел сержант.
— Что случилось?
— Этот старик оскорбляет полицию.
— Иди своей дорогой. Пусть себе болтает. Он сумасшедший.
— Это я-то, сержант?
— А кто же еще?
— Зато я не бью слепых, сержант.
— Пошел ты к черту!
— А ну-ка повторите, сержант.
В этот момент мимо проходил лейтенант и тоже остановился.
— Что тут такое, сержант?
— Да вот старик опять ругается.
— Я же сказал, что у него не все дома. Пусть себе ругается.
И они ушли вниз по улице. Виторино остался на паперти один. Разросшийся тамаринд загораживал здание палаты. Виторино хотелось оказаться там, в палате депутатов. Посмотрел бы он тогда, как осмелится лейтенант на подобные выходки. Из церкви вышел падре и обратился к Виторино:
— Капитан, я хочу посоветовать вам, проявляйте побольше выдержки. Пусть они сами разбираются в своих делах.
— Преподобный отец, напрасно вы меня об этом просите. Вот вам следовало бы поступить так, как сделал падре в Итамбэ: пойти в тюрьму и защитить бедного слепого. А я этого так не оставлю! Я буду телеграфировать в столицу!
— Ну что ж, капитан, только учтите — этот слепой кое в чем виновен. Пономарь Поликарпо сказал мне, что он действительно связан с кангасейро.
— Меня это не касается. Слепого нельзя бить, преподобный отец. Если вы этого не знаете, спросите падре Жулио.
И он отправился в дом судьи Самуэла. Шесть полицейских, вооруженных карабинами, вышли с базара под командой сержанта и зашагали по направлению к Сан-Мигелу. Слепец умолк. Было уже поздно. Лейтенант находился в магазине Кинки Наполеона, вокруг него толпился народ.
— Наглость Виторино переходит всякие границы. У меня есть приказ не трогать его. Но сумасшедший не останавливается. Я только что отчитал его, надеюсь, в последний раз. Сержант Зезиньо чуть не схватился с этим болваном на ножах. Если бы я не подошел, дело могло бы кончиться плохо.
— Уж таков этот старик, лейтенант. Он двоюродный брат шефа, и нам приходится терпеть его выходки.
— Да, но лично я не собираюсь без конца сносить оскорбления. Я велел произвести расследования в Санта-Фе. Некий Жозе Амаро ведет там борьбу с хозяином энженьо. И ему даже оказывает покровительство Антонио Силвино. Народ, в свою очередь, поддерживает этого разбойника. Повсюду негодяи покрывают его. Но я разделаюсь с этими укрывателями. Среди них есть и важные персоны. Я хорошо знаю это. Полковник Но Боржес рассердился на меня за то, что я произвел облаву в его имении. Кангасейро чувствует себя у них как у Христа за пазухой.
— Лейтенант, но что может сделать владелец энженьо, если у него нет гарантий?
— Гарантии дает правительство, командор Кинка.
— Я сам представляю власть, у меня в городе друзья, и все же мой дом разорили.
По другой стороне улицы прошли Виторино и судья.
Когда полицейские добрались до дома мастера Жозе Амаро, уже наступил вечер. Оцепив хижину, сержант крикнул:
— Откройте дверь!
Мастер был один. В этот день старая Синья уложила пожитки и отправилась в дом кума Виторино. Увидев, что она уходит, он хотел было остановить ее, заговорить с ней, но не решился. Синья ненавидела его больше всего на свете. Жозе Пассариньо не отходил от мастера. На вид хозяин был так спокоен, что вряд ли кто-нибудь мог представить себе, что творится у него на душе. Пассариньо пытался заговорить с ним, но напрасно. Мастер ничего не слышал. Он видел перед собой старую Синью с узлом на голове, и у него не нашлось слов, которые бы примирили их. Он и не подозревал, что в его сердце еще сохранились остатки нежности. Мог ли он предположить, что будет так несчастен в этом доме, который построил его отец и где он сам жил и работал. Теперь ему остается только бежать отсюда, бежать с этой земли, где так плохо к нему отнеслись. Негр Пассариньо стал загонять кур на насест. Синья ушла от Жозе Амаро, а он-то думал, что она связана с этим домом навечно. Жена бросила все, потому что не желала больше жить с ним рядом. Оборотень… Народ ненавидел его, считал его страшным чудовищем, исчадием дьявола. Во всем виноваты эти негодяи Флорипес и Лаурентино, которые болтали о нем бог знает что. Теперь у него нет больше семьи. Он страдал так же, как и в день отъезда Марты в Ресифе. Его мастерская была совсем заброшена, и даже привычный запах сырой кожи выветрился из дома. Он посмотрел на сваленные в углу рабочие инструменты и еще острее почувствовал всю свою бесполезность и никчемность. У него не было больше желания заниматься своим любимым делом. Мастер вспомнил о Тиаго, Алипио, капитане. Он еще мог пригодиться Антонио Силвино — народному мстителю. Узнав о налете на Санта-Фе, Жозе Амаро, откровенно говоря, испытал удовлетворение. Единственно, что у него осталось в жизни, — это покровительство капитана, которое мешало хозяину энженьо прогнать шорника из своего имения. Никогда уже не проедет мимо его дома, звеня колокольчиками, кабриолет с горделивым стариком и его важной семьей, воображающей, что они хозяева всей этой земли. В его темной душе вспыхнул луч радости. В мире имелся человек, который мог приказывать, нагонять страх на сильных мира сего. Полковник Жозе Паулино унизился до того, что позвал