– Чем же мы поклянемся? – спросил Хаулапсил, увлеченный подбрасыванием на ладони каменной горошины, а потому слушавший вполуха. Он был согласен на все – лишь бы поскорее убраться в лагерь с этого неуютного берега. Ему казалось, что сидят они не на берегу моря – на краю могилы.

– Как полагается, мы поклянемся жизнями, – без тени улыбки отвечал Пеллагамен. – Пускай мы оба станем добычей соленой влаги, а наши кости – прибежищем скользких десятиногих чудовищ, похожих на внутренности своих сухопутных братьев, пускай наши останки разметают плавниками верткие рыбешки, пускай нашими усыпальницами станут своды горьких волн, крадущихся вдоль края земной тверди, стерегущей берег, пускай Пеллагамен и Хаулапсил станут семенем моря, его плотью, его пищей, его дном, его опустевшими раковинами. Пускай охотница-чайка подхватит клювом перья тех водорослей, в которые превратятся наши волосы, если мы нарушим клятву, и снова бросит их в воду.

Хаулапсил позволил себе пьяный смешок – клятва показалась ему странной, какой-то путаной и напыщенной. Но он все-таки поклялся.

Наутро тело Амтегара обнаружили.

Офицерская сходка, где, конечно же, верховодил Пеллагамен, поохав и посквернословив, постановила начать безотлагательное разбирательство.

Через два дня следствие окончилось торопливой экзекуцией двух братьев из числа местных жителей, которые прислуживали убитому.

С подачи бдительного Пеллагамена младшим офицером Псаматом была выявлена ценная пропажа в личных вещах Амтегара – не то булавка с алмазом синей воды, не то золотая запонка изрядного веса, не то обе вместе. Между тем выяснилось, что Амтегар давно намеревался уволить братьев, на каковом основании два месяца отказывал обоим в жалованье…

Обвиняемые яростно отпирались, заваливая скороспелое судилище доказательствами своей невиновности. Одних свидетелей, готовых подтвердить под присягой присутствие подозреваемых на празднестве в момент убийства Амтегара, собралось у казарм около двух дюжин.

– Отставить! – сказал по этому поводу Пеллагамен, и свидетелей как ветром сдуло.

Словом, суд не позволил себя одурачить – через три часа после уличения братьев и признания их виновными несчастных вздернули на виду у всего гарнизона.

Жены пастухов голосили за оградой лагеря.

– Отставить вой! – гаркнул Пеллагамен.

Бабы притихли и вскоре убрались восвояси.

Наутро после казни Пеллагамен с состряпанным по ходу пьесы обстоятельным отчетом, который даже при самом придирчивом и не расположенном к похвале рассмотрении нельзя было назвать бездоказательным, отбыл в столицу.

Пеллагамен был известен своей способностью убедительно оформлять на бумаге любое событие вплоть до ремонта нужника. Поэтому все были уверены, что таланты следователей и судей будут поощрены сверху. Проводы Пеллагамена в столицу сопровождались выражениями всеобщей надежды на повышение. Об Амтегаре уже никто и не вспоминал. Без всякой помпы его зарыли в роще фисташковых деревьев.

Узнав об этом, Хаулапсил, промаявшийся все эти дни в дальнем дозоре, куда угодил не без участия предприимчивого Пеллагамена, вздохнул с облегчением.

Явившись в казарму, он сразу же уснул, наслаждаясь всепоглощающим ощущением безопасности или, точнее, миновавшей опасности. С этим ощущением он прожил на Магаме бедный радостями год, проиграл полпальца в лам и дослужился до очередного чина.

Как и предрекал некогда Пеллагамен, вскорости Хаулапсила перевели на Тигму, где внезапно открылась выгодная вакансия.

Была в этой жизни на Тигме своя колдовская успокоительность, свой будничный шарм, свое счастье предвиденного – предвидеть можно было ровным счетом все, включая погоду. И надо же было Пеллагамену напроситься служить на Тигму! «А как же клятва?» – спрашивал себя Хаулапсил. Спрашивал – и тихо сходил с ума, не находя ответа.

– Как-то ветрено! – заметил Есмар, силясь втянуть поглощенного воспоминаниями Хаулапсила в беседу, предмет которой уже сам по себе был денщику крайне приятен. Все, кроме Хаулапсила, радовались прибытию смены словно дети. – Думаю, к завтрашнему полудню они все-таки должны успеть!

Хаулапсил вскинул голову и, наморщив лоб, посмотрел на облака, расчертившие бледнеющее небо опушенными полосами.

– Да, к следующему полудню они должны успеть, – эхом повторил Хаулапсил.

Есмар спрятал улыбку. Он заметил – в последние дни Хаулапсил явно злоупотреблял медком. Отвечает невпопад, дичится, глаза красные.

– Кстати, ты прекрасно выглядишь, – добавил Хаулапсил, разглядывая отутюженное платье Есмара так внимательно, словно впервые видел его после долгой разлуки.

– Спасибо, вы уже говорили, – вежливо осклабился тот.

– Ах да, я уже говорил.

Есмар понимающе кивнул. Ему было жаль старшего офицера Хаулапсила Хармадета. А Хаулапсил, окончательно убедившись в том, что во дворе казармы ничуть не проще дожидаться полудня следующего дня, нежели взаперти, в своей спальне, вернулся к себе. Проверять посты, инспектировать языки, изнурять гимнастикой солдат – на все это у него уже не оставалось мотивации.

В дверь постучали.

– Кто там?

– Море.

– Море?

– Ну да, море…

По спине Хаулапсила – от кобчика до затылка – вскарабкалась колючая волна страха, словно сама ночь-затейница заиграла на флейте его позвоночника.

«…Охотница-чайка подхватит клювом перья тех водорослей, в которые превратятся наши волосы, если мы нарушим клятву…» – прогрохотало в мозгу Хаулапсила голосом Пеллагамена. Вот и море явилось, не заставило себя долго ждать…

– Хозяин, откройте, это же я… я. – Мольбы за дверью сменились резким лающим кашлем.

– Сыть Хуммерова, это ты, Ори? – Хаулапсил вынырнул из тумана наваждения так же внезапно, как и погрузился в него.

– Ну да, хозяин, я…

Хаулапсил отпер дверь. Ну конечно же, Ори. Губы блестят перепелиным жиром.

С трудом успокоившись, Хаулапсил улегся на кровать. И, призвав в союзники свой жалкий здравый смысл, предпринял еще одну жалкую попытку оградить, ограничить свою безотчетную тревогу стройным бастионом рассуждений.

В самом деле, ведь это Пеллагамен вопреки данной клятве стремится к встрече, которой он, Хаулапсил, бессилен избежать. Даже если он покинет гарнизон и, предположим, укроется где-нибудь в дикой части острова, раньше или позже, а скорее раньше – так как, без сомнения, Пеллагамен, осведомленный о его присутствии на Тигме, едет сюда явно для того, чтобы свидеться с ним, Хаулапсилом, – его непременно отыщут. А значит, бегство в состоянии лишь оттянуть, отсрочить нежелательную, недопустимую встречу. Не говоря уже о том, как странно это будет выглядеть – старший офицер отсиживается на помойках и тайком высасывает из скудного вымени костлявой пастушьей козы свое дневное пропитание! Не вплавь же броситься, авось до другого острова недалеко?