Наверное, полюбопытствуете вы, потому я и согласился караулить сергамену, ухаживать за ним, вычесывать его шерсть, лечить его недуги (как часто ему бывало дурно!), ублажать и ласкать его, что я такой храбрый?

Если бы! Мне приказали, я исполнял. Ведь лекарь – это не только призвание, это еще и должность…

Месяц назад сергамену привезли в подарок господину наместнику.

С подарком прибыл некто Радзамтал, высокомерный бородач, отрекомендовавшийся племянником наместника Рина (чем, видимо, и объяснялось высокомерие).

Оказывается, этот сумасшедший любитель механики, я имею в виду – наместник Рина, был связан с нашим господином узами гостеприимства. Вот и решил порадовать наш двор диковинкой. Радзамтал развернул свиток и зачитал приличествующую случаю чушь про то, что дружбе крепнуть, а добрососедству – упрочаться. И своей рукой сдернул льняное покрывало с внушительной посеребренной клетки.

– Ну ни фига себе! – сказал незаконнорожденный сын господина наместника, недоросль и долдон.

– Типа как на кота похож… – отозвался казначей.

– Ну и туша! – всплеснул руками господин наместник. – Это ж сколько мяса…

– Неужто такие водятся в ваших краях? – спросил я.

– В наших краях водится все! – победительно улыбнулся Радзамтал.

Сергамена, измученный дорожной тряской, лежал на полу клетки, подоткнув под живот лапы и подобрав к туловищу свой дивный, гладкий серый хвост.

Зверь едва слышно скулил. Да так жалобно, что у меня, человека несентиментального, да чего там – видевшего не одну войну, у меня, проведшего все три голодных года в осажденной столице, когда люди пожирали друг друга, слезы навернулись на глаза!

– Ути-путичка, какой важный! Недовольный! Скулит, понимаешь! – Увлеченно сюсюкая, господин наместник просунул церемониальную трость между прутьями клетки и начал крутить ее богато декорированным набалдашником у самой морды несчастного зверя.

Сергамена примолк, затаился, но потом вдруг отодвинул лапой трость и искоса посмотрел на господина наместника со смесью снисхождения и презрения во взоре. Так сам наместник смотрел временами на своего сынулю, когда тот озорничал особенно тупо и непотребно.

Впервые я видел, чтобы так смотрели животные.

– Ишь ленивый какой! Играться даже не хочет! – Господин наместник убрал свою трость и, кряхтя, выпрямился.

– Да ему просто не нравится, что дамы не обращают на него внимания. А вообще ужасно славный милашка! – увлеченно воскликнула Амела, молодая жена господина наместника, и бросилась к клетке. Она встала на корточки и просунула между прутьев половинку фруктового пирожного. – Киса-киса-киса! Киса… Ну что же ты? Да ты попробуй, оно же сладенькое!

Сергамена неприязненно отвернулся. Заметив, что девушка не прекращает домогательств, он положил голову на пол клетки и закрыл глаза лапами…

– Ну, не хочешь – как хочешь, – изрекла Амела, разочарованно надув губки. – Или, может, киска намекает мне, что пора рассчитать нашего повара? – добавила она, поворачиваясь в нашу сторону.

Мы все – я, казначей и недоросль – энергично заулыбались, одобрительно похлопывая себя по бедрам. Радзамтал и господин наместник тоже вежливо ощерились.

Пока что Амела была в силе – она еще не успела наскучить мужу и вроде как день ото дня становилась все влиятельнее. Над ее шутками настоятельно рекомендовалось смеяться, чтобы не впасть в немилость. Особенно это касалось «угрюмых, бессердечных старикашек» вроде меня. Да и казначею было чего бояться – ворюгам вопреки распространенному заблуждению живется несладко даже во времена преуспеяния.

– Кстати, а чем он все-таки питается? Этот ваш зверь? – поинтересовался казначей. Он не утерпел и тоже подошел к клетке, придирчиво разглядывая медово-желтые клыки сергамены, двумя клиньями разметившие его лилово-розовую нижнюю губу.

– Питается он ослиным молоком. – Радзамтал сдобрил свой ответ вежественным поклоном.

– И все, что ли?!

– Абсолютно.

– А мясо, мясо ест?

– Насколько мне известно, не имеет такого обыкновения.

– И много ему надо молока? – не отставал казначей, который любил быть в курсе всех трат двора, вплоть до самых мелких, чтобы знать, откуда безопасней всего «отщипнуть».

– Одной миски молока ему хватает на сутки. А то и больше.

– Что ж, это хорошо. Очень хорошо, – довольно осклабился казначей – он ценил экономию.

– Но этого не может быть! Такой большой зверь не может довольствоваться такой малостью! – вознегодовал я. – И потом, эти его клыки… Ведь мать-природа наделила его такими хищными клыками! Да и мы с вами едва ли можем удовольствоваться тарелкой молока. Что же говорить о таком исполине?

– Может так быть или не может, но так есть, милостивый гиазир Аваллис, – сказал Радзамтал.

– Я вижу, Аваллис, вы и в зверях тоже разбираетесь… – оживился господин наместник.

– Ну… я просто пытаюсь выяснить, как на самом деле… – пробормотал я.

– А раз вы разбираетесь, то вы будете за ним ходить!

– А что, это идея! – поддержала Амела.

– Но я не… я не достоин…

– Чушь, – припечатал господин наместник. – Вот и тварь, кажется, на вас с одобрением смотрит. – Клювообразным носком туфли он указал на изнемогающий от духоты подарок. – Вроде как вы ему больше других нравитесь…

– Но я даже не знаю, чем его кормить!

– Экий вы склочный тип, Аваллис. Сказали же вам человеческим языком: ослиным молоком! – раздраженно заметила Амела.

– Но я лекарь…

– А вы что, предлагаете мне конюха к нему приставить? Да вы хоть знаете, сколько он стоит?!

2

С тех пор как меня определили к сергамене, я, бросив дом и семью, жил с ним бок о бок на чердаке – наши комнаты разделяла только запирающаяся на засов дверь.

Первое время любопытствующие – родственники господина наместника, гости, придворные и те, кто, не скупясь на взятки, приобретал право поглазеть на сергамену, – осаждали нас неустанно.

Ежедневно на мою голову обрушивался град вопросов, частью незатейливых, частью коварных.

– Отчего шерсть на его голове седа, а туловище полосато?

– Самец или самочка?

– А команды он понимает?

Эти расспросы то и дело ставили меня в неловкое положение лентяя, не удосужившегося рассмотреть как следует порученную ему хитроумнейшую вещицу.

Однажды, например, меня спросили, какого он возраста. Детеныш? Или, может, уже стар? Что мне было ответить? Приходилось врать, что он в расцвете зрелости.

К счастью, буквально через несколько дней интерес к сергамене упал, и посетители перестали нас донимать. Лишь изредка навещал чердачные комнаты господин наместник – раздумчивый и сумасбродный, как всегда. В одно из таких посещений ему и пришло в голову передарить зверя императору, который, как нам стало известно, объявил о своем решении сделать завидный зверинец.