– Послушай, Сара. У тебя есть дом. Есть работа. Ты здесь в безопасности, в тепле, накормлена, напоена. Ты избалованная девчонка – нет уж, молчи и слушай! – избалованная и капризная, раз не ценишь всего этого. Но если ты сейчас сбежишь, то потеряешь все, у тебя гроша ломаного не останется. Превратишься в бродяжку из тех, что скитаются по дорогам, – и кому ты после этого будешь нужна? Вернуться сюда ты не сможешь, тебя не возьмут назад, если ты нарушишь данное хозяину слово и сбежишь до окончания срока найма. Он тебе и рекомендации приличной не даст, никто не замолвит за тебя и словечка. Ты погибнешь ни за понюшку табаку.

– Но как… – спросила Сара. – Как же любовь?

– Я тебя люблю. Полли любит тебя. И мистер Хилл тоже.

Сара кивнула. Она отвернулась, стараясь не расплакаться. Подошел мистер Хилл, подержал ее за руку.

– И не думай, золотко. Время нынче тяжкое, неурожайные годы. Но нас здесь эти невзгоды не касаются, да и прежде никогда не касались. А если уйдешь отсюда, душенька, тогда, боюсь, ты просто… пропадешь.

Сара потерла лоб:

– Должна же я что-то делать.

– Делай то же, что и я.

– Это что же?

– Трудись, – отрезала миссис Хилл. – И жди.

У Сары задрожал подбородок, она, не выдержав, закрыла лицо руками.

– Да, вот еще что… Он знает, где ты, и сумеет тебя найти, если ты будешь на месте. Он напишет тебе, я уверена, напишет. Или придет за тобой… как только сможет. Джейн и Элизабет всё не могли расстаться, они то бросались друг другу в объятия, то шептались над письмами, возмущенные сплетнями, которые дошли уже и до их ушей, как ни старались миссис Хилл и Сара оградить барышень.

– Не пойму, отчего это все так дурно говорят о мистере Уикхеме, – завела разговор Полли, собирая вместе с Сарой малину в саду. – Он же хороший.

– Ты думаешь?

– Ну конечно! Не запер же он Лидию в сундук, не утащил ее силком! Она сама хотела уехать, потому что он хороший.

– Интересно, а что это, по-твоему, означает – «хороший»?

На это Полли не ответила. Отставив лукошко с малиной, она в поисках ягод забралась глубже в кусты и оттуда сообщила:

– Он мне обещал привезти сластей.

– Да что ты!

– И привез бы. Он только просил, чтобы сначала я была с ним ласкова. – Девочка смолкла, задумавшись, потом снова подала голос: – Как по-твоему, что он имел в виду?

Сара пристально посмотрела на нее, пожала плечами:

– Не знаю, Полли.

Она отвернулась, приподняла ветку и, наклонившись, стала обрывать ягоды. Как бы там ни сложилось у него с Лидией, в Лонгборне Уикхему лучше бы не появляться.

Из Лондона мистер Беннет вернулся без Лидии: ему так и не удалось разыскать дочь.

Миссис Гардинер забрала детей домой, ее супруг намеревался продолжать поиски, вернувшись к себе, на Грейсчёрч-стрит. Однако им следовало приготовиться к худшему: могло статься, что Лидия так и не вышла замуж, что она обесчещена и брошена или передана на попечение другому мужчине. Учитывая, как далеко успела продвинуться Лидия по усыпанному розами пути наслаждений, лучшее, что могло ее ожидать, – это уединенное житье на какой-нибудь отдаленной ферме.

Но, как ни дурно вела себя дочь, как ни дорого обошлись ее ошибки, семья от нее не откажется. Миссис Хилл понимала: что бы ни случилось, Лидии помогут оправиться. То, что девица сама постлала себе эту постель и сама охотно в нее запрыгнула, казалось, не имело значения, родные вовсе не собирались обречь ее вечному стыду и порицанию. Нет, если удастся вырвать ее из рук обидчика, она все равно обретет дом, получит компаньонку, содержание. Правда, Лидии, скорее всего, покажется смертной мукой доживать свой век в тихом и уютном месте, а ведь для некоторых это недостижимая роскошь.

Приглушенные голоса, опухшие от слез глаза, гардины, задернутые, чтобы не пропускать яркого солнца. Вот так же будет в доме и после смерти мистера Беннета, думала миссис Хилл, разве что от соседей тогда можно будет ожидать соболезнований, а не плохо скрытого злорадства.

А мистер Беннет вдруг резко сдал и одряхлел. Его силы были подорваны физическим напряжением и самообвинениями, которыми он непрестанно себя изводил. Вечером по возвращении из Лондона он поднялся в библиотеку и звонком вызвал миссис Хилл.

Он попросил разрешения взять ее за руку. Она позволила.

– Простите меня, – негромко попросил он.

Она кивнула. Услышать подобное после стольких лет – это дорогого стоит.

Семейство Беннет восстало наконец из бездны отчаяния. Лидия была обнаружена и вскоре после этого обвенчалась в Лондоне с мистером Уикхемом. Все удалось проделать так ловко и споро, что появилась надежда замять назревавший скандал с тайным побегом, поскорее распространив весть о замужестве. На кухне также отметили радостное событие, распив котелок пунша.

– Как вы думаете, сколько пришлось выложить, чтобы уладить дело?

Миссис Хилл оторвалась от шитья и подняла голову. Ее муж сидел по другую сторону почти угасшего очага, пристроив бокал с пуншем на подлокотник. В промежутках между глотками он жевал сохранившимися коренными зубами полоску кожи, размягчая ее, прежде чем проткнуть шилом.

– Не так уж много, я полагаю, – откликнулась она.

– Я слышал, десять тысяч фунтов.

Шитье упало миссис Хилл на колени.

– Такие деньжищи!..

– Хватило бы половины. Четверти. Десятой, сотой доли.

Экономка затрясла головой.

– Нам с вами этого хватило бы с лихвой, – продолжал мистер Хилл. – Мы могли бы зажить счастливо и кататься как сыр в масле даже и с сотней фунтов, вы да я, вдвоем.

Она улыбнулась, и это была самая настоящая улыбка, невымученная и непритворная. Мистер Хилл не видел, чтобы жена так улыбалась, с тех пор как… да он и припомнить не мог, с каких пор. Он улыбнулся в ответ, обнажая зазоры между зубами и голые десны. Какую же непосильную ношу приходилось ей нести все эти годы…

– Что бы мы с ними стали делать? – возразила она. – Целых сто фунтов… Мы бы и не нашли, на что их потратить.

Мистер Хилл присвистнул:

– Ой ли? А вино, а пармезан, а еще для каждого из нас по креслу с мягкой обивкой. Для вас – шелковую шаль и конфеты, а для меня – по две унции табака каждую пятницу… вот блаженство-то! – Мистер Хилл засмеялся. – Уж мы бы распорядились ими с умом, не так, как некоторые, не будем называть имен.

Полли подала голос от кухонного стола, за которым они с Сарой начищали оловянную посуду:

– Теперь, наверное, все снова будет по-старому.

– М-м?