Прощание с Горьким

Рутенберг пережил смерть Горького как глубокую душевную драму. В RA сохранился написанный им некролог писателя, в котором духовная близость к Горькому выражена с подобающим случаю высоким пафосом. Некролог выдержан в характерной для Рутенберга «отрывочной», «дискретной» стилистике, которая в особенности сгущалась и становилась нарочитой, когда речь шла о вещах, крайне для него существенных и важных.

Мы знаем несколько прочувствованных откликов на горьковскую смерть, написанных в эмиграции: Ф. Шаляпина (Шаляпин 1936), Е. Замятина (Zamiatine 1936; в переводе на русский язык впервые: Замятин 1955 81–98), Г. Федотова (Федотов 1936), М. Вишняка (Вишняк 1936), мемуарные очерки Н. Берберовой (Берберова 1936), А. Даманской (Даманская 1936), Е. Кусковой (Кускова 1936), напечатанные в «Последних новостях»; позднее появился очерк В. Ходасевича (Ходасевич 1938), и др. К известным словам прощания русской эмигрантской интеллигенции с Горьким следует прибавить теперь еще один некролог, написанный Рутенбергом, который приводится впервые (RA):

В RA сохранилась также копия телеграммы, посланной Рутенбергом 19 июня 1936 г. в Москву:

Позднее, когда в журнале «Русские записки» появились воспоминания о Горьком, принадлежавшие близкой знакомой Рутенберга Т.И. Манухиной (см.: Таманин 1938: 117-34), он выписал из них следующий фрагмент, сопроводив его краткой комментирующей репликой: «Со многим нельзя согласиться, но это верно!» (RA):

Пожалуй, ни одну смерть Рутенберг не воспринял столь остро и среди кумиров его поколения никто не становился для него в такой степени символом времени и учительства, как Горький. В этом сказывалась не только их личная связь и дружба, не только широкий международный авторитет русского писателя, но и определенная «большевизация» Рутенберга, которая произошла с ним в середине 30-х гг. и сквозь призму которой он рассматривал многие события в мире.

В то же время при всех современных переоценках личности, творчества и деятельности Горького как писателя и общественной фигуры нельзя не сознавать его тесной связи с влиятельнейшими политическими и культурными процессами в мировой истории XX века. Одним из этих процессов был сионизм – идеология, ставшая политической практикой и приведшая к возникновению еврейского государства. Для Рутенберга горьковское юдофильство, чему он был живым и непосредственным свидетелем, являлось одним из важнейших начал гуманизма и подлиной интеллигентности. Выйдя из революционных кругов, Рутенберг хорошо знал по собственному опыту, что оно отсутствовало у многих его современников, включая идейных единомышленников и даже близких друзей и «товарищей по оружию».

________________________

1. Первоначальный вариант этой главы опубликован в виде статьи: Хазан 2008: 300-24.

2. Письмо Б. Кацнельсона М. Бейлинзону от 2–3 января 1930 г. // Цит. по: Агурский, Шкловская 1986: 499.

3. В своей монографии о Рутенберге Э. Шалтиэль пишет:

Отношения Рутенберг-Горький представляют собой весьма заманчивую область исследования, которая до сих пор до конца не разработана. Ученые, для которых были созданы препятствия в работе с горьковскими документами, не сумели исследовать этот вопрос как следует. Профессор Еврейского университета в Иерусалиме Михаэль Агурский рассказывал мне, что в Архиве Горького в Советском Союзе он обнаружил по крайней мере 10 писем Рутенберга к Горькому, написанных в течение 1925–1935 гг. По его словам, в этих письмах поднимаются разнообразные темы: частично они носят личный, семейный характер, в некоторых обсуждаются вопросы общественного содержания. Рутенберг, к примеру, организовал визит Берла Кацнельсона к Горькому в Италию в 1930 году. Письма Рутенберга свидетельствуют о его тесной близости к Горькому (Shaltiel 1990,1: 295-96).