— Ненавижу тебя, — вырывается у меня тихо. Тошнит. Холодно. И в груди дыра, — ненавижу за все это. Чем я заслужила такое? С Миром бы ты так. не поступил. Никогда.

— Потому что он мой сын, — горящий взгляд отца впивается в меня, словно гвозди забивая.

— А я твоя дочь, — произношу я и вижу кривую ухмылку. Словно он испытывает отвращение.

— Нет. Мать тебя нагуляла. Живи теперь с этим. Уведи ее к хренам собачьим, — кивает он охране, а я закрываю лицо ладонями, чувствуя, как пылает кожа и все заволакивает темнота. Полное сумасшествие.

Опоминаюсь в следующий раз я только в машине. Словно кто-то кусок моей жизни вырезал. Не помню, как меня привели. Стекло холодит горячий лоб, а за окном льется дождь. Капли вспыхивают в свете фонарей и расплываются перед глазами.

Охнув, я хватаюсь за живот и сгибаюсь от боли, которая прокатывается внутри.

Запястье задевает пистолет.

«Черт. А есть смысл ехать к отцу и ждать там спасения?» — лениво проносится в голове. Похоже, уже нет. В моей жизни кончился вообще смысл. Рустам ушел. У него была возможность меня забрать, но он не стал этого делать, предпочитая оставить меня снова с этим уродом.

Отец… У меня вырывается горький смешок. Он мне не отец. Почему я отбрасывала эту мысль долгое время? Ведь было очевидно. К родным детям ни одна тварь так относиться не будет. Мирослава он любил. Меня, похоже, ненавидел. Странно, что не сдал в детдом. Лучше бы уж так.

А теперь, похоже, я и беременность не доношу. Сил бороться больше нет. Только где-то в глубине души тлеет слабая искорка, которая все-таки заставляет меня запустить ладонь в разрез юбки, достать пистолет, сняв его с предохранителя и наклониться вперед, ткнув стволом в затылок водителю.

— А где остальная охрана? — спрашиваю я и пугаюсь своего же голоса. Он звучит пусто. Мужчина вздрагивает и в ужасе смотрит на меня в зеркало заднего вида.

— В-в… сзади едет.

— Мой отец где?

— На встрече…

— Оторвись от остальных, — смотрю вперед, за лобовое стекло, где перед нами собирается пробка, — перестраивайся на встречку и дави педаль в пол.

— Вы с ума сошли? — пораженно интересуется водитель, — меня ваш отец уволит. Если не сделает чего похуже.

— Или я тебя убью. Мне уже терять нечего.

— Долбануться, — выдыхает мужчина. Но послушно бросает взгляд назад, оценивая обстановку и резко перестраивается на встречную полосу, набирая скорость. Проезжающие мимо машины возмущенно гудят, — сумасшедший дом на второй неделе работы. А дальше куда? Есть пожелания?

Я пожимаю плечом в ответ.

— Останови где-нибудь. Только не на пустыре.

— Мы в центре, леди, — хмыкает водитель, — вряд ли я найду тут пустырь.

Просто гони. Боже. Просто гони. Телефон водителя начинает вибрировать, разрываясь на подставке, но мужчина только поджимает губы, даже не пытаясь ответить на звонок. Удивительно понятливый человек. Но у меня рука с пистолетом уставать начинает. Хоть он маленький, но сегодняшний день меня подкосил, поэтому оружие кажется очень тяжелым.

Мы съезжаем с шоссе, несемся, игнорируя светофоры, перестраиваясь из ряда в ряд и нарушая абсолютно все правила движения. Пару раз сердце холодеет: едва избегаем аварии, неудачно перестроившись.

— Останови тут, — командую я, когда водитель заезжает в дворы. Мужчина послушно паркуется и осторожно косится на меня, — теперь выходи и иди к метро. Оглянешься — буду стрелять.

— Ладно-ладно, — со вздохом соглашается водитель. Отстегивает ремень и покидает машину. Я провожаю взглядом его спину. Долго. Пока он не отходит на приличное расстояние, действительно ни разу не оглянувшись. Прекрасно. Сейчас охрана засечет машину, но никто не сможет сказать, куда я исчезла и в какую сторону пошла.

Я открываю дверь и спускаю ноги на землю. Не успеваю сделать шаг, как живот снова пронзает болью, нога подгибается, мир переворачивается и я падаю на асфальт, сжавшись в позу эмбриона. Холод сковывает все тело.

Куда я бегу? Куда? Нет в мире людей, которые меня ждали бы. Даже Эля с Оксаной и те считают меня предательницей. Только Гоша… он бы…

Гоша! Я из последних сил делаю рывок — залезаю в машину, хватаю телефон водителя с подставки и отползаю в сторону, в темноту, за угол дома. Надеюсь, меня никто не видит. Иначе вызовут полицию, а им потом даст взятку отец и заберет меня.

Поэтому я устраиваюсь возле стеночки, охнув от еще одного болезненного спазма и тошноты, застрявшей где-то у самого горла и по памяти набираю Гошин номер. Голова кружится. Я ложусь на асфальт, чтобы подольше остаться в сознании.

Гудки. Гудки. Гудки.

— Да? — удивленный голос разрывает тишину, — это кто?

В носу становится мокро и горячо. Я едва улыбаюсь, хотя этого никто не видит.

— Гош, это я.

— Диана?! — пораженно переспрашивает парень, — что с тобой случилось?! Что с голосом? Чей это номер? Погоди, оставайся на линии, я попробую сейчас пробить…

— У меня нет времени обьяснять. Просто возьми такси и приезжай… — я поднимаю взгляд на номер дома и называю адрес, — скажи мне потом номер машины и где стоишь. Я сама выйду. Гош, осторожнее, потому что…

— Все, я понял, — сурово комментирует Гоша, — ты опять влипла. Точнее, не вылипала. Я уже еду, буду через десять минут. Если что — прикинусь, что там случайно. Будь на связи.

Боль немного отпускает. Я выдыхаю, но теперь накатывает невероятная слабость. Похоже, я уплываю в обморок. Ничерта не выйдет, Гошу я не дождусь.

— Спасибо, Гош, — тихо шепчу я, сползая по стеночке, — ты настоящий друг. Прости. Не приезжай, я, наверное, не доползу. Только неприятности схлопочешь…

Телефон выпадает из рук и валится со стуком на асфальт. Все звуки отдаляются. И Гошины крики в трубке, и шум машин… «Даже сбежать нормально не можешь» — констатирует угасающий мозг. Тошнота подступает к горлу с новой силой, отчего, похоже, начинаются галлюцинации: слишком громко в ушах взвывают сирены, потом поблизости визжат тормоза. Слышу звук удара, будто кто-то упал на машину. Вопит сигнализация. Потом выстрел. Все смешивается в кашу звуков.

Телефон на асфальте вибрирует, затыкается а потом раздаются поблизости шаги. Горячие пальцы прикасаются к лицу, ненароком стирая слезы. Спускаются на шею и нащупывают уверенно пульс.

После меня осторожно подхватывают под ноги и спину, и поднимают вверх.

— Ты приехал все-таки, Гош, — бормочу я из последних сил. Кто еще мог бы так бережно и заботливо прикасаться ко мне? Только человек, которого я, к большому сожалению, засунула во френдзону. Прости, Гоша. Я пересмотрю свое отношение, если выживу… черт, он даже поднял меня на руки. Всегда ведь ругался, что я тяжелая и едва не ронял меня.