Она привлекла его к себе, и их губы встретились. А когда кобыла вдруг пошевелилась, Джессика мгновенно схватилась за луку седла и рассмеялась:

– Впервые в жизни я целовалась, сидя верхом на лошади. Неплохо для начинающей всадницы.

– Подожди минутку. – Чейз взял у нее из рук поводья, чтобы удерживать обеих лошадей, и привлек ее к себе, напомнив ей, что стоит лишь завести его мотор, и он работает гладко и без перебоев.

– Так оказалось даже лучше, – сказала она.

– Я скучал по тебе. Эти несколько дней были сумасшедшими и тянулись страшно долго, будто недели. Я правда скучал по тебе, Джесси. Давай съездим вместе куда-нибудь сегодня вечером. Поужинаем в ресторане или придумаем что-нибудь еще…

– Разве тебе не надо быть дома? А твоя тетка?

– Мне сказали, все надо делать не спеша, не набрасываться на нее всем скопом. Я вообще хочу держаться в тени. Так что мы могли бы устроить свидание в ресторане, если у тебя нет важных дел.

– Могли бы. Но у меня тоже есть интересное предложение. Приходи вечером ко мне домой. Я приготовлю тебе ужин.

– Ты умеешь готовить?

– Я люблю готовить. Мне хочется приготовить что-нибудь для тебя. Хочется, чтобы ты пришел ко мне. Хочется, чтобы ты лег на мою кровать.

Он улыбнулся так, словно уже делал все это. Медленно. Он всегда сначала представлял себе что-либо.

– Я бы не отказался от всего этого.

– Я приготовлю что-нибудь такое, что мы сможем съесть в любое время. А ты приходи, когда сможешь.

– Никогда еще не встречал такую, как ты.

– Могу сказать тебе то же самое, так что мы квиты. – Она осмотрелась по сторонам и улыбнулась. – Я уже еду на лошади. Еду и даже не замечаю этого.

– Так бывает, когда тебе удобно сидеть в седле. Ты в хорошей форме.

Она искоса взглянула на него:

– Правда?

– Во многих отношениях. Хочешь, попробуем перейти на рысь?

– Ладно. – Она посмотрела на небо, на горы; в воздухе уже пахло весной. – Мне понравилось ездить на улице. Ладно, ковбой, показывай, что мне делать.

Элис вся дрожала, когда ехала на ранчо из больницы – где кровать в палате движется вверх и вниз, где дают красное желе, а дверь открывается и закрывается, а замка нет.

В ее памяти всплывали смутные воспоминания о доме, где много-много окон, а не одно маленькое. О собаке, которая не рычит и не кусается, о комнате с ярко-розовыми стенами и белыми занавесками.

В ее ушах звучали забытые голоса, они звали ее – Элис, бродячая кошечка! – Хватит морду кривить! Ешь горох, тебе говорю. Мороженое ей подавай!

Запах… лошадей и пирогов. Ванна с горячей водой и пышной пеной.

Все это пугало ее, заставляя сердце биться слишком сильно и быстро, хотя мать и держала ее за руку.

Более того, все происходило слишком быстро. Все. Автомобиль, за рулем которого сидела ее сестра, мчался по дороге, а ее бабушка… («Бабушка, какие красивые красные волосы. Я тоже хочу красные волосы», – звучал в ее голове голос маленькой девочки, и затем слышался смех.)

Бабушка с рыжими волосами сидела впереди, а Элис на заднем сиденье с матерью. Она крепко держала мать за руку, потому что машина ехала очень быстро, а мир вокруг продолжал меняться.

Она скучала по своему тихому дому, тихому, спокойному дому. Может, сейчас это был просто сон, один из снов, которые она держала в секрете от Сэра?

Сэр. Он тоже будет в том доме? Он ждет ее там, чтобы снова забрать в тот спокойный дом?

Запоры, запоры на двери, крошечное окно. Грубые руки бьют ее, ремень хлещет ее…

Она опустила голову и вздрогнула.

– Мы скоро приедем, доченька, – сказала мать.

Женщина-доктор говорила, что это нормально, когда ты нервничаешь или даже боишься. Что Элис очень давно не ездила на машине, и все покажется ей новым и изменившимся. А если она слишком разнервничается и испугается, то может закрыть глаза и думать о чем-нибудь приятном и радостном.

Что же было приятного в ее жизни? О чем она могла думать? Да, она радовалась, когда сидела на улице и смотрела на закат. Поэтому она закрыла глаза и представила вечернее небо на закате.

Но когда дорога перестала быть гладкой и машина запрыгала по неровностям, Элис открыла глаза и испуганно вскрикнула.

– Все в порядке. Просто мы уже едем по дороге, которая ведет на ранчо, – успокоила ее мать.

Она не хотела смотреть по сторонам, не хотела ничего видеть, но не удержалась. Она увидела поля и деревья, снег, таявший под солнцем. Коров – не с торчащими ребрами, а… скот – вспомнила она слово. Больших, здоровых животных, которые щипали появившуюся на проталинах траву.

Через минуту дорога повернет направо. Неужели все это сон?

Когда она поняла, что угадала, ее дыхание участилось. Она мысленно увидела красивую, молодую девчонку – ох, такую красивую! – с ярко-красными прядями, как она ехала в пикапе и подпевала радио.

– «Я вижу, как ты мчишься мимо будто реактивный «Фантом».

Она услышала голос. Он звучал не только у нее в голове. Это поразило ее, она вздрогнула, и мать крепче сжала ее руку.

Сестра посмотрела на нее в зеркало заднего вида и пропела дальше:

– «Твоя рука обнимает маленькую брюнетку».

Из горла Элис вырвался смех, тихий, странный и хриплый. Поля, небо – боже, какое огромное! Горы, выглядевшие не так, как близ ее маленького домика, почти перестали ее пугать, и она пропела следующую строчку. А сестра пропела еще одну.

И они запели вместе, хором.

Мать рядом с ней издала какой-то тихий звук. Элис повернулась к ней и увидела, что она плачет.

Элис снова задрожала:

– Я плохо сделала. Я плохая. Я плохая.

– Нет, нет, нет. – Мать поцеловала руку Элис, чмокнула ее в щеку. – Это слезы счастья. Я всегда любила слушать, как мои девочки пели вместе. У моих дочек такие красивые голоса.

– Я не девочка. Я женщина …

– Элис, ты всегда будешь моей девочкой. Как и Рин.

Дорога поднялась в гору, и Элис увидела дом. Она слабо вскрикнула, потому что ее сознание металось между воспоминаниями о том, что было четверть столетия назад, и увиденным только что.

– Дом немного изменился, – сказала мать. – Мы добавили несколько комнат, две выходят на ту сторону. Теперь у него другой цвет, – продолжила она, когда сестра остановила машину. – Появилась новая мебель. Больше всего переменилась кухня, я бы сказала. Но в ней те же стены и потолок. – Говоря это, мать обняла ее и погладила по спине, прогоняя мурашки. – За домом по-прежнему амбар, конюшни, загон. Мы держим кур, а недавно завели и свиней.