– Я хочу извиниться перед тобой за детей. Я не думала, что они станут так переживать. Но только за детей, – скороговоркой выпалила Аля.

– Аль, я вижу, что ты не слышишь меня… Не понимаешь… Но, может быть, когда-нибудь в твоем сознании всплывет этот наш разговор. Мне бы очень хотелось, чтобы это случилось до того, как ты станешь сама мамой… Прошу тебя: не играй с людьми, которые тебя любят. Это всегда очень плохо заканчивается. Ты пришла в нашу семью, поиграла с нами со всеми, попользовалась, а наигравшись, ушла… Страшно, что в игрушку превратились два детских сердечка…

– Ну я же извинилась, – возмущенно фыркнула Аля.

– Да не в извинениях дело… У тебя вся жизнь впереди. Все, что ты уже прожила, заново не перепишешь, понимаешь. День прожила – все, его уже не вернуть. И людей не вернуть. Никогда. Сердца, которые ты разбила, не склеить… И даже после всей боли, которую ты причинила моим детям, я прощаю тебя. И прошу: никогда больше так не делай. Своих детей, мужа, себя я сумела вылечить от тебя, а вот твой будущий ребенок… Попробуй успеть до его рождения научиться жить рядом с людьми, а не пользоваться ими. – Аля молчала. Да и мне больше не о чем с ней было разговаривать. Но я все-таки не удержалась и спросила: – Скажи, а почему ты так одета? Ты в отпуске?

– Нет…

– Странно, не думала, что настолько за год изменился дресс-код в известном мне офисе.

– Мне так удобно, – вызывающе буркнула Аля.

– Понятно… Ну ладно. Мне пора.

Я вышла из-за стола и направилась к выходу. Я чувствовала, что Алевтина идет за мной. Я знала это. Но поворачиваться и говорить ей что-то я не стала. До свидания? Не тот случай. Прощай? Все равно не поймет.

Спустя несколько дней я сидела в машине, дожидаясь Машу с тренировки. На стекла налипал мокрый весенний снег, я не включала дворники и рассматривала причудливые формы снежинок. Отвлек меня от этого созерцания звонок отца.

– Здравствуй, мой любимый папа! – бодро ответила я.

– Здравствуй, мой хороший, – ласковый голос папы окутывал меня с головы до ног, – как ты живешь?

– Все хорошо, спасибо. Вот Машу с тренировки жду. А ты как?

– Знаешь, как отвечал на этот вопрос мой чешский друг Гакл?

– Знаю-знаю, – рассмеялась я.

– Вот и я «исчо поживаю…»

Мы обсуждали с папой текущую жизнь, он рассказывал мне про то, как у него дела на работе, дома, как учится его дочь, что вот-вот она будет сдавать экзамен на права.

– А машину уже решили, какую станете покупать? – спросила я папу.

– Вот думаем. Как раз хотел с тобой посоветоваться.

– Это ты удачно выбрал советчика, я на этом собаку съела, – довольно сказала я, – ты мне только скажи, для каких целей машина? В университет ездить? По городу, да?

– Ну и меня еще в деревню возить, – грустно заметил папа, – я уж скоро не смогу сам машину водить.

– Это будет еще не скоро, не говори так, – сказала я отцу и принялась перечислять варианты подходящих, на мой взгляд, машин для молодой девушки. Договорились, что на электронный адрес скину папе ссылки на сайты, где можно рассмотреть модели, названные мной. На том и распрощались.

Я продолжала сидеть в машине и ждать Машу.

Снег так и лип к стеклам.

Я смотрела на снежинки и все еще слышала голос отца.

Совершенно необыкновенный, добрый и самый ласковый в мире голос.

И вдруг я так пронзительно ясно осознала, что никогда… никогда уже не буду жить рядом со своим папой… вот так запросто, как в детстве, идти с ним по улице, взявшись за руки, я никогда… никогда не смогу отвезти его в деревню… Мой папа… Мой отец… Самый сильный и мудрый мужчина на земле…

И все-таки… Все-таки у меня есть возможность слышать его и хотя бы изредка видеть…

Слава Богу, что у меня есть папа…

Эпилог

Здравствуй!

Вот опять я пишу тебе. Спустя столько лет…

Прожив и пережив из-за твоего ухода из нашей жизни столько боли и слез. Но все же – пишу.

Потому что, как бы я ни старалась забыть и отпустить тебя, ты так и осталась для меня той смешной девчонкой в чудной голубой шапке.

И я по – прежнему люблю тебя, моя Алька.

Знаешь, любить человека, осознавая, что его никогда не будет рядом, – испытание. А любить ребенка и знать, что ты уже больше никогда не сможешь просто быть рядом с ним и поить горячим молоком, – это тяжелое испытание.

Но ведь в том-то и заключается настоящая любовь человека к человеку: любить просто так, не требуя ничего взамен.

Боже мой, как я старалась забыть тебя, перестать думать о тебе, как я заставляла себя не переживать о тебе.

Моя «работа» над своей душой длилась не один год! А закончилась в один день.

Это случилось ровно тогда, когда мне стало понятно: надо жить с этим, ничего не ждать и не звать.

Ну разве тебе хуже от того, что я по-прежнему воспринимаю первый снег не только с точки зрения «зима пришла» но и «есть ли у Али теплая куртка?» А когда я варю гороховый суп, я по – прежнему про себя называю его «Алькин суп» и всегда вспоминаю, как на вопрос: «Что вкусненькое приготовить тебе?» – ты неизменно отвечала: «Конечно, гороховый суп!»

И все равно, уже спустя столько лет, мы смеемся, проходя в Ялте то самое место, где ты испуганно сказала: «Катя! Это не люди… Это – мы…»

Я научилась не противиться мыслям о тебе …

Я заставила свое сердце не болеть, а улыбаться.

А еще благодаря твоему уходу я научилась воспринимать людей такими, какие они есть. Это тоже был очень тяжелый урок. Но я вызубрила его, и теперь мне легко!

Самым сложным было принять то, что ты не захотела сообщить своему отцу о беременности, а потом и о рождении внука. Видеть глаза мужчины, который только что от коллег услышал: «Разве вы не знаете? Аля ждет ребенка… Да у нас весь офис в курсе…» – а спустя несколько месяцев от них же принимать поздравления по случаю приобретения статуса дедушки, так и не получив этого радостного известия из первых уст, от дочери…

Ох, Алька, это непросто …

Знаешь, а он ведь тогда, когда только узнал о беременности, сразу позвонил твоей свекрови… Он ведь помнил это твое: «Я не считаю нужным поддерживать отношения с вашей семьей» и не тревожил тебя. А меня спрашивал и спрашивал: «Скажи, что же за боль я причинил своей дочери, что она лишает меня знания о внуке?» Что я могла ему ответить? Я и сама не знала. Да и до сих пор не догадываюсь.

Просто ты так решила. Это твоя жизнь, твой ребенок.