Он приподнял голову и быстро осмотрелся. Половина взвода лежит, вторая жмется к заборам. Унтер-офицер перебегает вдоль улицы, пытается командовать. Что еще? Еще – труп, очередной, тоже в красноармейской форме. Лицом в пыль, шапка-буденовка пробита пулей, винтовка на земле, вещевой мешок, подсумки…

Лонжа приподнялся на локтях и быстро, одним рывком, прополз вперед. Винтовку трогать не стал, сразу расстегнул один из брезентовых подсумков. Пошарил рукой… Патроны. Подтянулся, подполз ближе. Второй подсумок. Есть! Граната!

– Спасибо, парень!

Он уже хотел отползти подальше, но на всякий случай вновь окинул взглядом убитого. Рядовой, если по-русски, «красноармеец». Пистолет не положен, боевой нож – тоже, его у русских носит только разведка.

Не положен… Плохо в жизни без ножа! Где его носят, если не по уставу?

Из правого голенища выглядывала плексигласовая наборная рукоятка. Лонжа, боясь спугнуть удачу, перекатился по земле, скользнул рукой по сапогу… Нож был похож на финский. Палец лег на острую кромку заточки.

Отлично!

Пора уходить, стрельба стихала, лежавшие на земле уже начали вставать. Он быстро отполз назад…

– В колонну по одному! Бего-о-ом!

Голос унтер-офицера сорвался на визгливый фальцет.

На ближайшем привале после переклички стало ясно, что взвод растаял на треть. Раненых в строю не оказалось – исчезли сразу после того, как село осталось позади. Не было и дезертира Кельна, значит, еще минус один.

Шестеро…

– Подпалили им хвост, – мрачно ухмыльнулся Ганс Штимме. – Verfluchte! Жаль, не увидим как всех этих гадов – к ногтю!

Лонжа попытался представить, что происходит сейчас в лесах Вайсрутении. В первые дни русские наверняка растерялись, но теперь очухались и начали стягивать войска. Белорусский военный округ – один из самых сильных в СССР. Потому и держит отряд курс на запад, прямиком к границе.

– Ничего, дезертир Митте. Постараемся увидеть.

6

Распятый у дальнего занавеса паук – черный многоногий тарантул – взлетел над сценой, разрывая невидимые путы. Стоящий рядом человек в ярко-синем трико поспешно отступил на шаг. Поздно! Тела сплелись, упали многоцветным клубком… Вскочили, держась за руки, замерли… Музыка не стихла – оборвалась на высокой ноте.

Аплодисменты ударили тяжелой волной. Девушка в черном трико – смертоносный тарантул – улыбнулась, попытавшись присесть в поклоне, но внезапно покачнулась, словно не чувствуя ногами сцену. Стоявший рядом обхватил ее за плечи, притянул к себе и помахал залу свободной рукой.

– Браво! Браво!..

Мод не аплодировала, благо на нее никто не смотрел. «Тарантелла: жизнь и смерть», номер-сенсация кабаре «Paradis Latin», ее не слишком впечатлил. Работу актеров оценила, восхитилась четкой графикой танца, но – не больше. Тарантелла показалась излишне напыщенной и странно холодной. Жизнь и смерть, тщательно рассчитанные на логарифмической линейке.

Зал продолжал хлопать, на сцену несли букеты, и эксперт Шапталь решила, что самое время уходить. Путь за сцену, к артистическим уборным, был ей хорошо известен. Один из ее кратковременных «случаев» работал именно в «Paradis Latin». Не танцором, заведующим костюмерной. Тоже художник, как она сама – и тоже в прошлом.

Она пришла не первой – у нужной ей двери уже собралось несколько поклонников. И снова цветы, очень много. Мод стала по другую сторону коридора и принялась ждать. Нидерландец с очень длинной фамилией (чертежным почерком по белой гладкой стене), которому она позвонила из холла «Гранд-отеля», узнав, что дело спешное, пригласил прийти прямо в кабаре. Что делает там Йоррит Марк Альдервейрельд, помощник Марка Шагала, куратора выставки «Искусство Свободной Германии», девушка даже не рискнула себе представить – пока не увидела афишу. Поразилась, но потом решила, что из всех недавних открытий это – не самое невероятное.

На этот раз аплодисменты прозвучали негромко. Не потому, что людей в коридоре мало – возвращение артистов не слишком походило на триумф. Девушка в черном трико еле шла, опираясь на костыль, парень в синем костюме придерживал, не давая упасть. Возле двери остановился, улыбнулся, но уже не заученно, как на сцене, а искренно и очень устало.

– Извините! Если можно – немного позже.

Взял один из букетов, поблагодарил кивком и распахнул дверь, пропуская партнершу. Мод шагнула вперед и подняла руку.

– Мсье Альдервейрельд! Марек!..

Заметил! Подошел быстрым шагом, кивнул коротко.

– Если очень срочное, говорите прямо здесь, мадемуазель Шапталь. Анне плохо, сейчас буду делать укол.

Акцент очень заметен – немецкий, точно такой же, как у красавчика Армана, только чуть более резкий. У Армана – и у шефа, Петера Ульриха Вандаля…

Что случилось, спрашивать не стала, успеет. Быстро оглянулась по сторонам.

– Вероника Оршич. У меня от нее новости.

Парень на миг закрыл глаза. Открыл, поглядел недоверчиво.

– Простите, от кого именно?

Мод растерялась, не зная, как ответить. Никакого пароля ей не дали. Напомнить про синие глаза? Нет, лучше иначе.

– «Южный ветер рассвет приносит. Ждем команды – и уле- таем…»

– Да, – резко выдохнул Марек. – «Наше танго за облаками»… Мадемуазель Шапталь, мы не могли бы встретиться через час? И не здесь, внизу, где стоянка машин. Мою узнаете сразу – «Lorraine Dietrich 2 °CV», модель 1932 года, кофейного цвета. Очень извиняюсь, но Анне нужно прийти в себя.

«Как же вы танцуете?» – хотела спросить она, но вовремя прикусила язык.

– Запомнила. Кофейного цвета.

* * *

Мансарда словно сошла с подмостков оперы великого Джакомо Пуччини. «Богема» во всей красе: медный колокол у двери, картины вдоль стен одна другой страшнее, брошенные прямо на пол матрацы, закрытое фанерным листом окно.

И кофе – такой, что не в каждом ресторане найдешь.

– Что еще можете вспомнить, Матильда?

Анна устроилась в кресле, поставив под правую руку тяжелую трость. Гостье достался обычный стул вместе с чашкой ароматного черного напитка. Говорили по-немецки, хозяйка ничего не записывала, лишь время от времени кивала, запоминая. Марек сидел поодаль, у маленькой газовой печки, возле которой выстроились парадом три медные джезвы.

– Много всякого, – вздохнула Мод. – И нарисовать могу, невелик труд. А это поможет?

Серые глаза взглянули строго:

– Когда-нибудь – наверняка. Но говорю сразу: спасательную экспедицию мы организовать не в силах. Пока…

Обращаться без «мадемуазель» и «фройляйн» предложила сама хозяйка, но вовсе не из желания сократить дистанцию. Имена звучали строго, словно конспиративные клички. Вблизи стало ясно, что актриса заметно старше, чем ее гостья. На лице обозначились резкие складки, лоб рассекла морщина, веснушки на носу выцвели и поблекли. А еще стал заметен шрам на лбу, чуть выше левого глаза. Взгляд же был откровенно неприятен – острый, цепкий, совершенно лишенный эмоций. Так смотрит прозектор на свою работу.