Наполеоновские солдаты, лишь скромно поднимавшие полы в усадебных постройках в поисках спрятанных сокровищ да бившие от досады «итальянские» окна, кажутся на самом деле вполне невинными «освободителями» рядом с революционно настроенными барскими крестьянами.

Николаю Борисовичу больших трудов стоило фактически заново наладить работы в Архангельском и усмирить «подданных». Уже в конце 1813 года крепостные особы, еще недавно вываривавшие на мешки художественные полотна европейских мастеров, мирно взялись за чесание козьего пуха, что стало приносить Юсупову вполне ощутимый доход[243].

Шмидт с оригинала Х.-И Олдендорфа. Пожар Москвы в сентябре 1812 г. Первая четверть XIX в.

Николаю Борисовичу пришлось восстанавливать не одно Архангельское. Так, полному разгрому подверглась Купавинская фабрика, другие имения и фабричные производства Юсупова. Любопытно, что в донесениях о погромах повсеместно отмечалась главенствующая роль отнюдь не французов, которые не могли унести с собой фабричных станков или готовый товар, а «своих», собственных рабочих или жителей ближайших окрестностей. Эта страсть к погромам, к желанию незаконно завладеть чужим имуществом вообще очень ярко проявилась во время событий 1812 года. Не случайно говорили — кому война, кому — мать родна. Погромная традиция вообще оказалась очень живуча…

К восстановительным работам в Архангельском по княжескому приказанию оказался привлечен талантливый крепостной архитектор Василий Яковлевич Стрижаков. До 1819 года он руководил всем строительством в усадьбе. В соавторстве с многочисленными профессиональными московскими зодчими, а частью и по собственным проектам, он в короткий срок закончил восстановление и частичную достройку великолепного усадебного ансамбля. Василий Яковлевич обладал редкостной энергией и работоспособностью, чем вовсе не отличались его последователи. Увы, полное окончание работ в Архангельском почти совпало с ранней смертью крепостного мастера от традиционного тогда туберкулеза.

Ф. Фламенг пишет портрет З. Н. Юсуповой в парке Архангельского. Фотография. ГМУА.

Стрижаков работал в усадьбе буквально не покладая рук, успевал везде, за всем наблюдал и все контролировал. Зимой архитектор готовил проекты будущих сооружений, летом занимался непосредственно строительством (до революции в России было так холодно, что зимний строительный сезон не существовал). Василий Яковлевич выполнял и самостоятельные архитектурные работы. Главное, что сделал Стрижаков в Архангельском, — соорудил бельведер над большим домом, тем самым существенно обогатив, если не коренным образом изменив первоначальный проект француза Де Герна.

Праздник в усадьбе Архангельское. Фотография начала 1900-х гг. ГМУА.

Создав себе «надежный тыл», упорядочив и восстановив после неприятельского нашествия свое крепостное и домашнее хозяйство, князь Николай Борисович одновременно с этим мог с чистой совестью вновь заняться государственной службой. Достойное князя место «открылось» вскоре после его возвращения из «Астраханского сидения».

«Портрет князя Юсупова Н. Б.». Гравюра Е. Скотникова. 1816. ГМП.

Для того чтобы рассказать о возобновлении государственной службы Николая Борисовича необходимо вернуться несколько назад, к началу лета 1812 года, когда еще немногое предвещало скорую войну.

Князь Николай Борисович знал толк в хитросплетениях международной политики. Зато в военном деле он разбирался явно слабовато и подобно большинству москвичей вовсе не предполагал, что неприятель когда-нибудь может дойти до «сердца России» — Москвы. После Аустерлица в русском обществе вообще преобладало мнение, что воевать с Наполеоном нельзя, что «корсиканское чудовище» нужно усыплять и всячески умиротворять. Князь, в отличие от многих, хорошо знал, что русская армия еще не готова к отражению неприятельского нашествия, что она нуждается в пополнении людьми, вооружением и даже амуницией.

Николай Борисович состоял в дальнем родстве с выдающимся русским полководцем князем П. И. Багратионом, командовавшим одной из двух русских армий на первом этапе Отечественной войны. Юсупов очень тепло относился к не очень счастливому в личной жизни грузинскому князю, высоко ценил его полководческий дар. Может быть, эта характерная черточка Юсупова-человека не имеет прямого отношения к истории войны 1812 года, но кажется мне, что забывать о ней едва ли следует.

Дж. Доу. «Портрет князя П. Багратиона». Военная галерея Зимнего дворца.

Николай Борисович в начале 1800-х годов, когда собственное его финансовое положение складывалось далеко не самым блестящим образом, тем не менее приказывал своей Московской Канцелярии «непременно выдавать деньги в долг при любом обращении» только одному человеку — своему соклубнику по Московскому Английскому клубу — князю Петру Ивановичу Багратиону.

Князь Юсупов, скорее всего, присутствовал на торжественном обеде, которым почтил Английский клуб выдающегося полководца и во время которого Старшины клуба присвоили Багратиону звание почетного члена. Такая неожиданная щедрость при выдаче денег в долг проявлялась князем отнюдь не из-за клубной солидарности. Багратион, как известно, был очень несчастен в браке. К тому же он был беден, хотя и принадлежал к грузинскому царскому роду. Вот эти два обстоятельства, а равно и отдаленное родство с выдающимся полководцем по линии его жены, через собственных сестер, заставляли Юсупова оказывать Петру Ивановичу помощь. И вот еще одна, казалось бы, уж совсем малозначительная черточка, характеризующая Юсупова как очень деликатного человека, — дабы не стеснять Багратиона личным к нему обращением, а в частной жизни храбрый воин Петр Иванович оставался очень застенчив, Николай Борисович отдал приказание своей Конторе исполнять любое денежное требование полководца непосредственно, без княжеской резолюции. Понятно, что обращаться к обычному приказчику, зачастую бывшему крепостному холопу, дворянину значительно проще, нежели к равному себе человеку. Этот факт открывает перед нами Юсупова — человека не только доброго, но и очень деликатного.