Принц Хозрев Мирза ехал в Петербург через Москву, где его радушно принимали и потчевали, как будто бы и не случилось злополучного убийства. Для принца и сопровождавшей его свиты Московская городская администрация сняла дворец графини Марии Григорьевны Разумовской на Тверской, куда в 1831 году въехал Московский Английский клуб. В помещениях дворца производился ремонт и частичные перестройки для удобства размещения принца и свиты. Принимало его на самом высоком уровне все московское начальство на протяжении нескольких недель.

Николай Борисович, казалось бы, занимал в столичной иерархии формально не самое высокое положение, но именно он постоянно участвовал во всех официальных мероприятиях, получал от принца и дарил ему разного рода подарки — «посольские дары». Более того, в своей ближайшей даче в Васильевском, на Воробьевых горах, князь давал в честь принца торжественный прием, на котором присутствовали все первые лица города. Довелось принцу лицезреть и красоты несравненного княжеского имения Архангельского. Этот визит состоялся 21 июля 1829 года (ст. ст.) Я не стану приводить здесь не особенно доброжелательные письма Булгакова, рассказавшего об этом заметном событии городской жизни. Важно другое — его письма еще одно доказательство того, что до последних дней жизни князь Юсупов оставался среди первых вельмож империи.

К. Ф. Хейнцман. С оригинала И. Ф. Э. Гернета. «Вид на Александровский сад». Литогр. Конец 1830-х гг. ГМП.

Формальных доказательств одной догадки теперь уже, наверное, не найти, но можно высказать предположение о том, что неожиданно долгий срок пребывания принца во «второй столице» оказался не случаен. Нелепая смерть Грибоедова, который в известной степени сам оказался виноват в тегеранской трагедии, послужила только поводом для разрешения сложной дипломатической проблемы. Фактически на территории Ирана (тогда Персии) между собой воевали Россия и Англия, деля сферы влияния и рынки сбыта продукции. России чрезвычайно важно было привлечь иранское правительство на свою сторону. Потому-то после убийства посла Россия в нарушение традиции не объявила Персии очередную войну, а пошла на длительные и весьма хитроумные дипломатические переговоры. Дабы отвести глаза «мировой общественности», они велись в Москве, а в Петербург принц прибыл уже с готовым решением, устраивавшим обе стороны. Надо полагать, князь Юсупов, большой мастер закулисных дипломатических маневров и интриг, играл во всем этом далеко не последнюю роль, о чем его московские недоброжелатели вроде того же Булгакова, разумеется, не догадывались. Все думали, что Николай Борисович просто из личного удовольствия кормит принца обедами и медвежьей травлей… Имеет ли право на существование эта версия — пусть читатель решит сам.

Неизв. скульптор. «Настольный обелиск в память посещения принцем Хозрев Мирзой Архангельского». 1829. ГМУА.

В коллекции же Оружейной палаты, над которой тогда начальствовал князь Юсупов, (точнее — в ее современном Алмазном фонде), и ныне хранится алмаз «Шах», ставший своеобразным «государственным извинением» за убийство Грибоедова. В подарок императору Николаю I его как раз и привез в 1829 году принц Хозрев Мирза. В Архангельском же хранится небольшой настольный обелиск белого мрамора, работы неизвестного скульптора, заказанный князем Юсуповым в память о посещении иранским принцем «Подмосковного Версаля». Не исключено, что со временем Николай Борисович предполагал установить подобный памятник в большем масштабе непосредственно в усадебном парке — быть может, как знак дипломатической победы.

И. А. Винберг. «Портрет Николая I». Не ранее 1826 г. Миниатюра. ГТГ.

Император Николай Павлович, человек решительный и суровый, особых сантиментов не любил. Провинившимся чиновникам он без всяких околичностей указывал на недостатки в работе. Рескриптом от 28 июля 1826 года он дал такую оценку служебной деятельности Николая Борисовича в Кремлевских стенах.

«Князь Николай Борисович!

По обозрении Мною Кремля и дворцовых зданий, в ведомстве вашем состоящих, Я, к полному моему удовольствию, нашел везде порядок и устройство, а особенно в Кремлевском Архиерейском доме.

Кремль. Архиерейский дом, или Малый Николаевский дворец. Фотогр. конца XIX в.

Относя сие к усердию и отличной заботливости вашей, по всем частям вверенного вам управления, Я приятным долгом себе поставляю изъявить вам за то совершенную Мою признательность и благоволение.

Пребываю к вам навсегда благосклонный Николай. Москва, 28 июля 1826 г»[247].

Прибавить к этому, как говорится, нечего.

Дабы успешно руководить той или иной отраслью государственного хозяйства, Николай Борисович умело привлекал к работе проверенных и опытных людей. Умел он не только загружать работой, но и благодарить за ее удачное выполнение. Князь всегда оставался очень благожелателен к молодым людям, которые когда-нибудь могли стать чиновниками находившихся в его подчинении ведомств.

Многие документальные источники позволяют сделать вывод о том, что большой вельможа, крупный государственный сановник, Сиятельный князь Николай Борисович Юсупов в жизни оставался очень простым и доброжелательным человеком. Понятно, что не всякому позволялось это заметить — на людях «Его Сиятельству князю Юсупову» полагалось носить маску надменности.

Уже цитировавшийся неизвестный чиновник Московской Оружейной палаты рассказал еще об одной стороне жизни князя, о которой большинство его современников старались умолчать — к чему говорить о хорошем среди милого злословия? «Хорошо образованный для своего времени (о воспитании, о которым нынче мало думают, и говорить нечего — оно было образцовое), бесконечно щедрый, Юсупов любил покровительствовать художникам, людям, которых он находил даровитыми, как русским, так и иностранцам. В натуре его была жилка любви ко всему хорошему, ко всему изящному, ко всем умному».

Николай Борисович действительно умел реально помогать людям, а иной раз просто делать подарки. «Князь любил приближенных к себе дарить вещами (произведениями искусства. — А. Б.), — вспоминал далее неизвестный подчиненный Юсупова по Оружейной палате, — но на этот случай покупал особые вещи, нисколько не касаясь в дом поступивших»[248].