ибо он включает в сознание инстинкт самосохранения, а следовательно, у него имеется шанс успешно выполнить боевую задачу и остаться живым. В то же время в критические моменты, от которых зависит исход боя, именно состояние азарта и самоотверженности, подавляющее страх, позволяет бойцу вырвать победу у врага (но его шансы остаться живым значительно уменьшаются). Именно это состояние бойца можно назвать «мгновениями самопожертвования» в бою. Оно охватывает бойца только в моменты «пика» ожесточенности боя. И если в это время бойца не сразила пуля или осколок вражеского снаряда, то он по выполнению боевой задачи вновь возвращается к своему нормальному состоянию: к нему возвращается страх и желание выжить в бою. Такое состояние возникает у бойцов, если их действия мотивированы идеей защиты своего Отечества (из-за отсутствия этой мотивации оно невозможно у наемников, воюющих за деньги). И если в момент такого состояния бойцом внесен решающий вклад в выполнение боевой задачи подразделением или частью, то его действия признаются командованием как героические, а если они не сыграли такого вклада, — то просто считаются смелыми и отважными. В то же время это состояние ни в коей мере нельзя путать с легкомысленным «ухарством» новичка, «играющего в войну», который еще не осмыслил, что может погибнуть и не изведал ужаса неизбежности смерти. Пародия на такое поведение (не побоюсь сказать) мною усматривается в поведении одного из главных героев российского боевика «Горячая точка» майора-пограничника Ларина в бою по отражению нападения афганских бандитов на нашу пограничную заставу. В течение многочасового боя он бесстрашно непрерывно носится по всей территории заставы, уничтожая наседавших со всех сторон душманов. С таким «рэмбовским» поведением в настоящем ожесточенном бою он прожил бы лишь несколько минут — это в голливудских боевиках и американских комиксах все вражеские пули летят мимо, а в жизни они очень даже часто попадают в цель. Опытный же боец не стыдится «кланяться» матушке-земле, где-то интуитивно, а где-то с холодным расчетом, взвешивая каждый свой шаг, каждое переползание, бросок или перебежку на поле боя. Это несколько схоже с действиями спецназовцев («альфовцев», «вымпеловцев» и др.), которые в ходе повседневных тренировок до автоматизма оттачивают каждое свое движение и действие в различных ситуациях, вследствие чего профессиональные уверенные действия на подсознательном уровне в сочетании с умением в нужный момент сосредоточиться на выполнении боевой задачи подавляют у них чувство страха и гарантируют им успех выполнения боевой задачи.

Наряду с этим именно после этих боев в районе Альчин — Куш-Асияб я вдруг осознал, что где-то далеко за спиной осталась боязнь смалодушничать в бою, страхи, что товарищи посчитают меня трусом, куда-то исчезло желание мальчишеского поиска «приключений на свою пятую точку». Неожиданно пришло осознание того, что в этой операции я уже не лезу впереди других, чтобы что-то и кому-то (и прежде себе) доказать, но и не прячусь за спины других. Мне это стало абсолютно не нужным и мои действия в бою стали соизмеримы с ситуацией и поставленной передо мною задачей. Ко мне пришла воинская зрелость. Все это возможно осознать только в бою.

А еще у меня появилось чувство уверенности в том, что моя спина надежно прикрыта моим переводчиком Таиром Ур-вым — несколько раз в ходе этих боев мы вели бой фактически спина к спине. Повезло мне с переводчиком — он стал моим надежным боевым товарищем. А ведь для него это была первая боевая операция! И он не растерялся и не смалодушничал.

На следующий день мы ожидали продолжения боев, но «духи» ушли, рассеялись среди местного населения, залезли в схроны. Теперь наступило время работы разведчиков и сотрудников ХАД — мы делали все, чтобы вытащить эту сволочь из их тайных нор и воздать им за все их неблаговидные деяния. Мне не нужно было агитировать наших «хадовцев» за необходимость качественного поиска схронов и бандитов — они сами рвались отомстить за своих погибших товарищей. Мы с командиром роты ХАД вели работу с местным населением, добывая сведения о скрывавшихся душманах и схронах, а солдаты ХАД под командой командиров взводов вплоть до окончания операции 2 декабря проводили «точечную» реализацию нашей информации. Кое-какие результаты нам с Таиром удалось достичь и по линии создания разведывательных позиций.

Немного нужно остановиться на таком важном виде нашей деятельности в ходе войсковых операций, как фильтрационно-проверочная работа. Ее суть заключалась в выявлении среди задержанных мирных жителей мятежников и их пособников. Ведь многие бандиты, попав в блокируемый нами район, не решались прорываться с боем через наши позиции, а, спрятав оружие, стремились «отсидеться» в тайных схронах в кишлаках или, смешавшись с мирными жителями, выйти из блокируемого нами района. Для выявления душманов и их пособников нашими разведчиками использовался весь набор возможностей: оперативная информация, сведения, получаемые от местных жителей, опознаватели из числа негласных помощников, пленных мятежников и сотрудников ХАД, трофейные документы, фотографии и пр. Важнейшую роль в этом играл и личный опыт разведчиков и наших афганских коллег, позволявший вычислять мятежников по их поведению и внешнему виду. Как правило, они выделялись длинными волосами, носили чалму и национальную одежду черно-серых цветов и оттенков, порой весьма существенно отличавшуюся от одеяния простых дехкан. А еще почти у каждого бандита на коже на правом плече (у левшей — на левом) имелись следы потертостей от ремней «разгрузки» и автомата и небольшие синяки от отдачи приклада оружия в результате стрельбы. А еще у каждого душмана, как и у нас, на подушечке указательного пальца можно было обнаружить загрубелость кожи от спускового крючка. Поэтому каждый «дух» на себе всегда носил целый «набор» признаков своей причастности к БФ. А еще у каждого мятежника имелось удостоверение его принадлежности к конкретной исламской партии, выданной ее Исламским комитетом. «Чужаков» в кишлаках мы выявляли простейшим способом: предлагали подозреваемому назвать по именам, указав на присутствовавших местных жителей. Зачастую изобличение душманов проводилось в ходе бесед-опросов путем постановки вопросов-«ловушек» и т. п. — они быстро путались и в конечном счете признавались в причастности к бандформированиям. Эта работа проводилась нами как самостоятельно, так и совместно с ХАД.

Выявленных бандитов и их пособников мы передавали сотрудникам ХАД для их дальнейшего привлечения к уголовной ответственности за политический бандитизм в установленном судопроизводством порядке. «Сговорчивым», после проверки их показаний и изъятия выданных ими схронов или своих соратников, мы предлагали «вкусить яблоко Змия» и они пополняли «стройные ряды» наших негласных помощников. В этом случае нам приходилось проводить порой весьма сложные оперативные комбинации по их освобождению или организации ложных побегов.

Процесс выявления бандитов и их пособников носил