Все это было бы прекрасно, если б не одно обстоятельство: мне хотелось умереть. Депрессия, подбиравшаяся ко мне все последние дни и ночи, наконец овладела мной. Я машинально исполняла свои обязанности, не переставая думать обо всем, что случилось. При этом ничего дельного мне в голову не приходило. Одна фраза, мелодраматическая и мне, в общем, несвойственная, крутилась постоянно: «Какая трагедия... Какая трагедия...» Как попугай повторяла я про себя эти слова, но вдруг почувствовала, что слезы опять близко, и взяла себя в руки. Приложенные усилия не пропали даром. Когда Вадя, обладавший чувствительностью компаса, подошел ко мне и шепотом спросил, чем я так расстроена и все ли из моих знакомых живы, я сумела криво улыбнуться ему и ответить, что пока живы все, а вот что будет дальше — предсказать не могу. Вадя всполошенно посмотрел на меня и расспросы прекратил.

В перерыве ко мне подошел Денис и предложил пойти в кафе. Я согласилась. Конечно же, за нами увязалась Невзорова. А за Невзоровой увязался Пульс, вид у которого сегодня был такой подавленный, что я сразу поняла — он уже знает о смерти Вероники.

Вчетвером мы заняли весь столик. У меня аппетита не было, и я пила кофе. Чашку за чашкой. Пульс тоже. Зато Денис ел за роту солдат, а Невзорова трещала без умолку. Их хорошее настроение немного действовало мне на нервы. На секунду я встретилась взглядом с Пульсом и поняла, что он чувствует то же самое. Это сблизило нас. Думаю, ненадолго.

— Тоня, смотри на мир веселее! — глупо воскликнула Людмила, поднимая, как бокал с шампанским, стакан с

компотом. — Завтра мы празднуем первый день свободы! Между прочим, Денис, меня пригласил Валериани. Очень милая ролька. Две страницы текста и немая сцена в конце картины.

— Поздравляю... — с набитым ртом сказал Денис.

— Спасибо!

Невзорова ликовала еще минут пять, раздражая меня и Пульса, а потом увидела в очереди знакомых и убежала к ним. Тут поднялся и Пульс. Путанно объяснив, что ему нужно ехать в какой-то народный театр, он попрощался с нами и ушел. Мы остались с Денисом вдвоем.

Он отставил в сторону третью пустую тарелку, допил кофе и откинулся на спинку стула, с легкой улыбкой посмотрев по сторонам, а затем на меня. Под этим взглядом я чувствовала себя неуютно. Я и без зеркала знала, что выгляжу просто отвратительно. На моем лице явственно отразились вчерашние страдания и бессонная ночь. Бледность, красные пятна и мутный, нездоровый блеск глаз никого не украшают...

— Я должен тебе девятнадцать рублей, — сказал Денис.

— Восемнадцать, — мрачно ответила я. — Ты опять посчитал трамвайный билет.

— Да? Ну пусть восемнадцать...

— Только не говори мне, что вернешь долг бутылкой водки.

— А бутылка вина тебя устроит? Сегодня вечером, у меня дома?

Это было так неожиданно, что я не сразу ответила. Еще совсем недавно подобное предложение от Дениса я приняла бы с восторгом, только о нем бы и думала и замучила бы Петю требованиями срочно купить мне вечернее платье от Кардена. Сегодня я была слишком разбита и морально раздавлена. И я не могла сказать «да».

— Нет. То есть... Денис, может быть, завтра?

Конечно, он не забыл, что завтра мы празднуем окончание съемок. И конечно, не собирался лишать себя светского общества из-за моей персоны. Вместо ответа он молча ждал, когда я передумаю.

Я тоже молчала. Я действительно очень устала. Сейчас был всего лишь полдень, до конца смены оставалось целых пять часов, и пока я не представляла себе, как смогу выдержать эти долгие пять часов в тяжелой духоте ярко освещенного павильона.

— Денис...

Чуть приподняв одну бровь, он в упор смотрел на меня. Но я не могла сказать «да»...

— Денис, только давай поедем на такси...

— Естественно, на такси, — кивнул он. — Я зайду за тобой.

И Денис ушел. Сегодня всю вторую половину дня он снимается у Михалева.

Вздохнув, я прошла к стойке, взяла еще чашку кофе и снова села за стол. У меня было еще минут десять, чтобы все обдумать. Начала я, по обыкновению, с самокритики. Все же нет в моем характере настоящей твердости. На моем месте какая-нибудь героиня любовного романа без царя в голове добилась бы того, чтобы перенести свидание на другой день, а меня даже уговаривать не пришлось. Денис просто сидел и смотрел на меня, и я расплавилась под его взглядом, как зеленая восьмиклассница... И я все-таки сказала «да»! Но, с другой Стороны, зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня? Что с того, что я устала и едва держусь на ногах? Отосплюсь в среду. Петя не станет возражать, если я отдохну несколько дней перед подготовкой к сессии.

— Тоня!

Боже, опять Невзорова. Бежит ко мне через все кафе с таким радостным выражением лица, словно мы с ней расстались лет десять назад и с тех пор ни разу не виделись.

— Тоня, Валериани меня утвердил! Я так счастлива! Мы едем в Грецию, представляешь?

— У тебя же роль на две страницы.

— Зато действие там происходит на острове Лесбос в Эгейском море! О-о-о, Эгейское море!.. Одно только меня расстраивает...

— Что?

— Денис сказал, что на Лесбосе живут одни девицы.

— Это давно было, — успокоила я Людмилу. — Сейчас там и мужчины есть.

— Правда? Как хорошо! О-о-о, эти греческие мужчины...

Невзорова прикрыла глаза и застонала сквозь зубы.

Можно подумать, она когда-нибудь видела греческих мужчин живьем. На календаре — очень может быть. У нее висит один такой в туалете...

— Тонь, что тебе привезти в подарок?

— Портрет Сафо, — сказала я и встала. — Все, Люда, пора. Перерыв закончился две минуты назад.

* * *

Денис зашел за мной без пятнадцати пять. Мы уже заканчивали — остался один дубль с Саврасовым.

Саврасов явился на студию после первого перерыва и сразу подошел ко мне. Шепотом сообщил, что навещал Мадам, она чувствует себя неплохо, посылала мне привет и просила зайти. Во время второго перерыва Саврасов было повлек меня к нашей скамеечке, но я вежливо высвободила руку и сказала, что сейчас не могу с ним разговаривать, поскольку мне надо собраться с мыслями. Он ничего не понял, да, собственно, довольно трудно было понять, что я имею в виду. Будь у меня побольше времени, я придумала бы более приличную отговорку. Однако сейчас мне действительно нельзя было с ним говорить — от усталости я плохо контролировала себя и, значит, вполне могла сказать что-либо лишнее.

Разумеется, Невзорова не позволила Саврасову заскучать. Она засыпала его рассказами о Греции, где никогда прежде не бывала, затем близко к тексту передала один из мифов о Геракле, дважды спутав его — сначала с Ахиллесом, а потом и вообще с Гефестом, затем принялась восхищаться Валериани, что было нетактично по отношению к Ваде, который стоял неподалеку и все слышал. Одно хорошо: сегодня Невзорова была совсем не расположена плакать.