Осознаю, что Воскресенский сейчас не столько о Еве говорит, сколько транслирует свой личный негативный опыт. Женщины слились для него в одно сплошное мрачное пятно. Он не различает их. Меряет всех по своей бывшей жене, которая его предала.

Все понимаю, но… Руки чешутся зарядить другу по морде.

– Ева меня из могилы вытащила, – с трудом разжав кулаки, выдавливаю из себя. – Я без нее не жилец.

Воскресенский меняется в лице, окидывает меня долгим взглядом, более внимательным, чем когда мы стояли у кабинета. Медлит с ответом, будто подбирает правильные слова. А может, ему нечего сказать в противовес.

Повисшую тишину разрывают скрип открывшейся двери и цокот невысоких каблуков. Мы с Костей одновременно оглядываемся на вернувшуюся девушку-медика. А потом смотрим друг на друга. Переговариваемся взглядами.

– Ты все понял? – цежу сквозь зубы.

И выдыхаю с облегчением, когда Воскресенский кивает. Я верю ему и твердо знаю, что против моего слова он не пойдет, как бы ни был недоволен.

– Вот результат Игоря Меркунова, – девушка щебечет, пытаясь услужить, и протягивает нам бумаги. – Отцовство исключено, 0%.

Расплывается в улыбке и складывает руки на столе, как школьница. Терпеливо ждет, пока Костя просмотрит документы.

– Все? – свожу брови, заглядывая в заключение.

– Что по поводу Евы Меркуновой? Она тоже сдавала материал, – озвучивает мой вопрос друг.

– Да, разумеется, – незамедлительно откликается девушка. – Мы провели стандартный тест на отцовство, который включает ДНК-мазки матери, отца и ребенка, – загибает пальцы. – То есть, образец Меркуновой мы брали для более точного результата. Однако материнство в анализе на отцовство не ставится под сомнение, – добавляет важно.

Устало потираю переносицу, потому что ее официальные фразы ни о чем мне не говорят.

– И? – от волнения все слова вылетают из головы. И удается выдать лишь нечленораздельные звуки. Благо, мне на помощь приходит Константин.

– Где результат Меркуновой? – еще раз пролистывает бумаги. – Я его не нашел.

– По правилам, он не включается в результат анализа, – чеканит, как робот. – Если вы хотите провести тест на материнство, то нужно подать заявку отдельно и написать согласие. Давайте я назначу время и…

– Нет, – забираю все папки и резко поднимаюсь. – Никаких больше тестов. И держите язык за зубами. О результатах, тем более, о моем, не распространяйтесь. Ни-ко-му, – выделяю каждый слог. – Иначе засужу за несоблюдение врачебной тайны.

– Я не… А как же… – лепечет растерянно и преданно смотрит на Костю в поисках поддержки. Наивная. Этот закопает глубже и еще землей сверху присыпет.

Воскресенский криво ухмыляется и нагло подмигивает опешившей сотруднице клиники. Получив мое молчаливое разрешение, отрывается на ней по полной.

– Как юрист подтверждаю, лучше молчать. Иначе можешь и работы лишиться, и срок получить, – опять преувеличивает, но его уловка действует на молодого специалиста. Она бледнеет и активно машет головой.

Стоит нам выйти в коридор, как Константин мгновенно становится серьезнее и строже. Забирает результат Меркунова, внимательно проверяет его еще раз и только потом поднимает на меня сосредоточенный взгляд.

– Значит, теста на материнство не будет? – киваю. – А я заканчиваю бракоразводный процесс? – дублирую жест. – И не касаюсь вопросов твоего отцовства? – еще раз. – Поговорю с Игорем, может, получится оформить развод по обоюдному согласию. Хотя… я бы и его тряхнул хорошенько. Вдруг он причастен к подмене в клинике и… – скрипит зубами, но осекается под моим предупреждающим взглядом. – Ладно, как скажешь. Ева ведь не претендует на раздел имущества?

– Больше нет. Я сам обеспечу их с сыном, – произношу твердо. – И смогу защитить.

– Тебя бы кто защитил, – все-таки срывается Воскресенский. – Надеюсь, ты не пожалеешь о своем решении, – искренне произносит. – Но если влипнешь, помни, что я тебя из любого дерьма достану. И любую бабу накажу, даже самую хитрую, – выпаливает на одном выдохе, словно не может держать эмоции в себе.

– Константин, – чеканю его имя и испепеляю друга почерневшим взором.

– Понял, – поднимает ладони в примирительном жесте. – Подкинуть тебя?

– Я за рулем, – бросаю свободно, и Костя закашливается от удивления.

В третий раз за сегодня сканирует меня, но ничего не комментирует. Хмыкнув неопределенно, просто прощается.

Я же отвлекаюсь на телефонный звонок. Провожу пальцем по дисплею, на котором светится имя Евы. Не уверен, что готов говорить с ней, но снимаю трубку.

– Да, – на выдохе.

С холодком, потому что не умею лицемерить. Мне кажется, что Ева настолько чутко меня чувствует, что сразу распознает подвох.

– Привет, – звучит вкрадчиво. Обволакивает нежностью, исцеляет. А что я могу дать взамен? Только разрушить ее до основания… – Ты освободился? Что узнал? – каждый вопрос все тише и тише, а под конец голос срывается.

– Дома расскажу, – отвечаю так же тихо.

– Да, конечно, ты прав, не телефонный разговор. Извини, – беседа не вяжется, но Ева не отступает. – Только я не дома. В автосервисе сегодня приняла пять заказов на аэрографию. После рекламы к нам так активно обращаются, я боюсь не успеть. Вроде бы Николай скоро выходит, будет помогать мне, – тараторит воодушевленно.

Невольно улыбаюсь. И начинаю верить, что все у нас наладится. А тесты, анализы, бумажки – такая ерунда. Мы останемся друг у друга, несмотря ни на что.

– Ты у меня умница, – выдыхаю с нежностью.

– Спасибо, – по тону слышу, что смущается. – Я спросить хотела… Ты можешь за Владиком заехать и забрать его из детского сада? – просит осторожно, будто дает какое-то архисложное задание и заранее настроена на отказ. – Если не успеваешь, я Андрея попрошу меня подвезти. Ну, или ребят. Да, наверное, так и поступлю. Не хочу тебя отвлекать…

– Заеду, конечно, – перебиваю ее. – Давай поужинаем все вместе где-нибудь? – предлагаю неожиданно.

Свидание? Почти… Наверное, с чего-то подобного и надо было начинать наши отношения.

– Давай, – улавливаю улыбку в голосе.

Отключаюсь, спешу за Владиком. Он, едва увидев меня у ворот детского сада, бросает все и мчится через площадку. Ловлю ураганчика, подхватываю на руки, а он чуть ли не повисает на мне и победным воплем: «Папа!»

Приятно и больно одновременно. Не могу избавиться от щемящего чувства внутри.