Во-вторых, внутри группы продавцов также легко видно было это самое разделение. «Неквалифицированные» продавщицы, обязаны были «танцевать на задних лапках» перед «квалифицированным» менеджером. Причём этот «танец» никакого отношения к нормальной исполнительской дисциплине явно не имел. Он имел значение именно РИТУАЛА подчинения вышестоящему. Причём ритуала, достаточно мерзкому по своей сути. Опять таки того самого ритуала поведения «раб-господин».

В-третьих, и сами продавщицы, и сам менеджер, носили жесточайший отпечаток НАВЯЗЫВАНИЯ не только рабского поведения, но и банальной тупости. Раб не должен быть умнее господина. Он должен быть сообразительным, но не умным. Он должен быть исполнительным, но самостоятельно думать ему воспрещается. Это выпирало особенно сильно, когда Юля пыталась раскачать ту или иную продавщицу, на мало-мальски элементарные логические рассуждения. Все эти «задачи» мгновенно ставили их в тупик и они тут же стремились обратиться за помощью к менеджеру (которого к тому времени ещё не было в зале).

В-четвёртых, забитость.

Забитость человека тут проявляется в том, что он дорожит местом, которому он не соответствует ни по складу характера, ни по уровню интеллекта, ни по условиям работы. Любая дама из Юлиного мира, столкнувшись с «правилами» и порядками работы в посещённом ею магазине, просто уже через полчаса хлопнула бы дверью или… устроила жуткий скандал. И была бы права, так как унижать человеческое достоинство никому не позволяется, и никакими «результатами» работы не оправдывается. И совершенно не важно чьё достоинство унижено — продавца, или покупателя.

Оставался только один нерешённый вопрос: является ли эта картина — рабского поведения и навязывания его, — правилом в этом мире. Правилом, характерным для любой работы.

«Если да, то мы „попали“ — подумала с тревогой Юля, — и „попали“ крепко! Ведь тогда получается, что среди моря рабов, нам придётся искать кого-то, кто ещё сохранил остатки и человеческого достоинства, и волю к борьбе».

Возможно, что эти люди ещё сохранились среди старшего поколения, помнящего социализм. Но тогда возникал ещё один вопрос: насколько их много, если учесть факт того, что они ПОЗВОЛИЛИ скурвившейся элите ПРОДАТЬ СТРАНУ?

Поиск людей, на кого можно было бы опереться в этом диком и мрачном мире, с кем можно было бы скооперироваться сложив усилия по совместному выживанию, со временем приобретёт вопрос жизни и смерти. Юля чувствовала это. И если сейчас не приобрести хоть какой-то минимум информации по части социально-психологического облика общества, то далее будет только сложнее и труднее. Труднее, так как на всё может наложиться ещё и цейтнот. В капиталистическом обществе, как знала Юля, такие цейтноты по выживанию, вполне обычное дело. Не даром же именно цейтнот так часто и красочно расписывается почти что в каждом западном, или конкретно американском фильме.

Прийти и обхамить обслуживающий персонал магазина (да даже и по делу) — доблести мало. А вот сейчас, начиналась ГЛАВНАЯ работа. То, за ради чего весь этот цирк с переодеваниями был затеян.

Юля глубоко вздохнула, сказала «брысь» неуместным мыслям, типа повторить то же самое, что в этом магазине, но в другом месте, и сосредоточилась. Если надо пройтись по молодёжному социуму, то тут простой пробежки, которую она до этого сделала, будет очень не достаточно. Надо было внедриться и посмотреть этот социум изнутри.

Следовало составить хоть примерный, но план действий на ближайшие несколько часов.

После магазина (который оказался бутиком) она заглянула «домой» — оставить уже не нужные сейчас вещи, которые ныне ей приходилось таскать в бауле. Там как всегда отирался Николай, что-то забывший, и Эля, которая только что притащила большую сумку со снедью и соображающая что для всей оравы на вечер сготовить.

Но тут оба увидели то «чудо», что зашло к ним в комнату.

По началу они не поняли кто, а когда пригляделись, изумлению их не было предела.

Николай, даже головой замотал.

— Ну ни хрена себе! — только и смог он выговорить.

Более прагматичная Эля, не стала тратить слова на восклицания, а просто задала самый обыкновенный вопрос.

— И на сколько тут этот наряд тебе вышел?

— Что, очень круто выглядит? — вопросом на вопрос ответила Юля.

— Ещё бы. Так во сколько здешних денег тебе это обошлось?

— Представь себе не настолько много как выглядит. Здесь подобные наряды почему-то не очень котируются.

— Странно! Ведь красиво!

— …И весьма прагматично, — добавила Юля, крутнулась на месте и выкинула пятку выше головы, — движений совсем не стесняют.

— Явный китайский мотив, — всё также задумчиво отозвалась Эля, разглядывая Юлю, — ты что, специально под китаянку вырядилась?

— Да нет, — смутилась Юля, — я только и подумала, что мне бы что-то, чтобы не стесняло движения… Ну я же не виновата, что именно у китайцев наряды для женщин такие прагматичные!

— Да уж! И говоришь, что здесь китайские мотивы не в почёте?

— Это у нас Китай и его наряды в моде.

— Да… И почему только взаимопроникновение наших культур становится особо заметным вдали от Родины? — задала сакраментальный вопрос Эля который уже раз обходя Юлю.

Пока друзья любовались её новыми нарядами, Юля, не теряя зря время слегка переменила себе причёску. Теперь её всегдашний золотой «хвост» оказался заплетённым у основания и торчащим слегка вверх, от чего её вид стал ещё более заносчивым.

— Ха! Киска хвост трубой поставила! — заметил Николай, — на какую войну собралась?

— Хвост должен быть всегда трубой! — заключила Юля и вышла из комнаты. Вторую часть вопроса Николая она проигнорировала.

Музыка в «Диско» ей сразу не понравилась. Она отупляла, оглушала и заглушала. Если что-то надо было сказать, то приходилось кричать. Даже где-то в углу, чтобы обратиться к соседу или соседке надо было серьёзно напрячь голосовые связки.

Эта обстановка явно не способствовала общению — она разъединяла людей. Вот только что можно было здесь делать — это прыгать под эту отупляющую музыку.

Юля быстро окинула беснующуюся толпу, — совершенно лишённые какого-либо смысла лица, — и это ей ещё больше не понравилось. Картина, что тут же у неё сложилась в голове, была не просто пугающей. Она была ещё и дурно пахнущей.

Пару раз обойдя толпу она не решилась с ней смешиваться — ощущение, которое у неё тут же возникло при такой мысли, было весьма скверное. Она брезгливо передёрнула плечами, и решительно вышла из зала. Оставалось посетить бар. Там, как она заметила, тоже ошивалось достаточно народу. Может там, удастся встретить хоть кого-то кто мог бы быть похож на человека.

«Ага, — поймала себя на мысли Юля, — а ведь действительно, вся эта толпа, не производит впечатления толпы людей. Разве что каких-то животных».