Взгляд блестящих зеленых глаз словно прожигал ее насквозь. А голос звучал подобно глухому рыку.

– Сегодня никаких игр, Пен.

– Я не… – Пенелопа умолкла, так как уже знала, что именно муж хотел сказать.

А Кэм снова ее поцеловал, и в тот же миг Пенелопу пронзила стрела вожделения, воспламенившая и обострившая все ее чувства.

– Давай сейчас начнем все сначала. Как двое людей, которые желают друг друга. – Улыбка Кэмдена излучала тепло, о существовании которого Пен раньше даже не подозревала. – Черт, как двое людей, которые друг другу нравятся, – добавил он все с той же улыбкой.

– Ты всегда мне нравился, Кэм, – отозвалась Пенелопа. И тут же подумала о том, что «нравиться» так же несравнимо с ее истинными чувствами как Лондон и Таити.

– Мне хотелось зааплодировать, дорогая, когда ты указала этой старой крысе ее место.

– А я подумала, ты возненавидишь меня за ту сцену.

– Нет-нет! Еще никогда в жизни я так не радовался. Видела бы ты себя со стороны. Твои глаза метали молнии. Даже мне стало не по себе.

Пенелопа улыбнулась.

– Тебя, Кэм, ничем не испугать.

Лицо Кэмдена приобрело какое-то странное выражение, когда он, увлекая жену на середину комнаты, тихо сказал:

– Ты меня пугаешь.

Пен коснулась его лица. Обычно, боясь выдать свои чувства, она избегала исполненных любви жестов.

– И все же ты сказал, что я тебе нравлюсь.

– И я ужасно рад, что ты вышла за меня замуж.

Конечно, Кэм не любил ее. Но сегодня он относился к ней так, как никогда прежде. И ей, Пенелопе, следовало этим удовлетвориться.

– Я тоже рада, – прошептала Пен.

Кэмден посмотрел на нее с удивлением.

– В самом деле?

Пенелопа вдруг почувствовала себя так, будто стояла обнаженная под палящим солнцем. Казалось, что исходивший от Кэмдена жар прожигал ее насквозь.

– Да, Кэм, я действительно так чувствую. Ты необыкновенный человек, и я очень горжусь тем, что стала твоей женой.

– О, дорогая… – Голос Кэмдена звучал так, словно ее слова тронули его до глубины души.

Пен решила прийти ему на помощь. Он не привык выражать свои чувства, но было ясно: ему хотелось рассказать о своей привязанности к ней. Этого было недостаточно, но все же лучше, чем совсем ничего.

– А теперь, дорогой муж, отнеси меня в постель.

Губы Кэма растянулись в радостной улыбке. Пен давно уже поняла, что чувственность помогала ему немного расслабиться. Но, увы, его душа всегда оставалась королевством за семью печатями.

Однако теперь, глядя в его глаза, Пен с изумлением поняла, что этого, пожалуй, уже нельзя утверждать с уверенностью. Сегодня ворота к его сердцу были распахнуты. Он доверял ей.

В случае с Кэмденом Ротермером это можно было назвать почти любовью.

Поддерживая Софи под спину, Гарри осторожно опустил ее на кушетку. Здравый смысл в последний раз подал голос, предостерегая Гарри, – мол, негоже лишать девственности сестру маркиза Лита в доме своей тети с непреднамеренного одобрения сестры. Однако теплая и податливая реальность в лице Софи заставила его забыть об осторожности.

А девушка обняла любимого и стала покрывать его лицо и плечи восторженными поцелуями. Когда же Гарри устроился меж ее ног, Софи выгнулась всем телом, коснувшись его шелковистым холмиком. И это легкое почти неощутимое прикосновение едва не свело Гарри с ума. Заскрежетав зубами, он мысленно обратился к Всевышнему, умоляя дать ему сил.

– Софи, не торопись, – пробормотал Гарри, когда она снова приподняла бедра. – Тебе может быть немного больно, если ты никогда прежде этого не делала.

– Пока я не чувствую ничего подобного, – ответила девушка и – помоги ему, Господи! – обхватила Гарри ногами, после чего легонько погладила пятками его обнаженные бедра.

Глядя на любимую – такую раскрасневшуюся, возбужденную и взволнованную, – Гарри на всякий случай спросил:

– Но ты ведь знаешь, что сейчас произойдет?

– Да, конечно. Моя гувернантка, ставшая вдовой очень рано, считала, что девушки не должны оставаться в неведении. – Тихий смех Софи вызвал во всем теле молодого человека сладостную дрожь, лишь усилившую его мучения. – Но она взяла с меня обещание не рассказывать об этом брату.

– Но что же именно она поведала? – Гарри с любопытством ждал рассказа о советах, которые давала гувернантка особе голубой крови.

– Она сказала, что если я буду любить мужчину, а он будет любить меня, то при наличии доброго и терпеливого отношения друг к другу природа сотворит чудо.

Ошеломленный таким ответом, Гарри пробормотал:

– Твой брат должен вдвое повысить ей жалование.

Девушка тихо рассмеялась, после чего губы влюбленных слились в поцелуе. Когда же Гарри поднял голову, до него донеслось прерывистое дыхание Софи.

– А теперь… я жду, – прошептала она.

Однако Гарри не поддавался на уговоры, хотя его измученная томлением плоть требовала сделать то, о чем просила Софи.

– Ты уверена?..

И вновь послышался смех девушки.

– Но Гарри, я ведь обнажена и лежу в твоих объятиях. Это значит, что я готова.

Противостоять блеску ее глаз не представлялось возможным. И поэтому Гарри окончательно сдался. Ведь он так давно ее хотел…

Чуть помедлив, Гарри принялся ласкать любимую, сосредоточившись на самых чувствительных местах, например – на восхитительных сосках, похожих на бусины. Однако он намеренно не касался ее лона, хотя исходивший от нее женский аромат заставлял его содрогаться от желания.

– О, Гарри… – Софи беспокойно заерзала, когда он легонько прикусил сосок.

А руки его тем временем скользнули по бедрам девушки и опускались все ниже. Наконец, не в силах более сдерживаться, Гарри легонько погладил шелковистые складки и нашел местечко, от прикосновения к которому Софи громко застонала. А Гарри продолжал изысканную ласку до тех пор, пока Софи не закричала. Подняв голову, он увидел, что ее глаза потемнели от страсти, а щеки пылали лихорадочным румянцем. Приоткрытые же губы чуть припухли и покраснели.

– Любимая, так хорошо?.. – прошептал он.

Девушка заморгала – словно только что вернулась в реальность из каких-то неведомых далей.

– Да, мне нравится. Можешь сделать так снова?

Гарри охватило торжество.

– Снова? – переспросил он.

Румянец на лице Софи стал гуще.

– О, Гарри, быстрее… Без тебя у меня внутри пустота.

– Но мне не хочется причинять тебе боль.