– А почему так мрачно?

– Тобою из милиции интересовались.

– Как из милиции? – похолодела Римма.

– Из уголовного розыска. Оказывается, тебя обвиняют в ограблении банка.

– Это не я, этой мой парень. Он меня подставил…

– Не знаю, не знаю… У меня могут быть большие неприятности.

– А ты плюнь на все. И останься со мной на Кипре! Вот, смотри!..

Она раскрыла одну свою сумку, затем вторую.

– Здесь на всю жизнь хватит! На твою и мою!..

Глаза у Мирона алчно заблестели. Одно дело слышать о больших деньгах, и совсем другое – воочию убедиться в их существовании.

– Мне тысячу лет надо по морям ходить, чтобы столько заработать…

– Так что, сойдешь со мной на Кипре?

– Я подумаю…

– Ты же не выдал меня?

– Нет. Все в порядке. Таможню и пограничный контроль прошли, дальше Турция, там до тебя не доберутся…

– Замечательно.

– Я хочу тебя!

– Я тоже… – соврала Римма.

И чтобы подзадорить себя, высыпала на свое ложе все деньги, легла на них. Это возбудило не только ее, Мирон набросился на нее с такой жадностью и прытью, что ей даже стало страшно – а не затопчет ли он ее до смерти.

Она уже была близка к тому, чтобы взорваться, когда почувствовала его руки на своем горле. Страшные глаза, перекошенный рот… Он крепко держал ее, намертво перекрывая кислород. Чего-чего, а этого Римма не ожидала от него. А ведь она должна была понять, что Мирон ненормальный. Не поняла. За что теперь расплачивается своей жизнью…

Римма уже теряла сознание, когда открылась дверь и кто-то с силой ударил Мирона по затылку. Его оттащили от нее, но возможности поблагодарить за чудесное спасение не предоставили. И как обухом по голове:

– Гражданка Казимирова, вы арестованы!

Все-таки обманул ее Мирон. Не смог он выполнить свое обещание… Лучше бы он ее задушил…

Чиркач нервничал. И Андрей прекрасно его понимал. Одно дело дать слово, и совсем другое – сдержать его.

– А я к тебе, бродяга, всерьез отнесся, – свысока и скупо усмехнулся он. – Понял, что не видать мне свободы, потому и в бега ушел…

Он уже не в бегах. Татьяна подтвердила его алиби, арестованная Римма дала показания в его пользу. Дело о побеге замяли, и Андрею вернули не только свободу, но и прежнюю должность. И снова он полноправный хозяин своего кабинета и форму носит на законном основании.

– В том-то и дело, что в бега. Если бы тебя по закону на волю выпустили… – попробовал увильнуть Чиркач.

– По закону и выпустили. Не сразу, но все же… Так что ты расслабься, бродяга. Сейчас мы с тобой чаек пить будем. Я буду слушать, а ты мне рассказывать, что там у нас в тюрьме творится.

– Не буду я ничего рассказывать, – отводя в сторону взгляд, буркнул вор.

– Слово ты свое не держишь, нехорошо.

– Был бы ты вором, было бы нехорошо. А ты – кум. Ты все равно что неверный для мусульманина…

– Но ты же не мусульманин, – мрачно усмехнулся Андрей.

– Зато ты неверный.

– Тогда тебе мусульманином придется стать. Для начала тебе сделают обрезание!

Андрей пристально смотрел на Чиркача. В его взгляде было столько угрозы, что вор опустил глаза.

– Ты же знаешь, я редко иду на крайние меры. Но если иду, то до конца… Хочешь оказаться в петушатнике? Будешь там!..

– Эй, начальник, ты чего? Коней не гони… Чайку налей, говорить буду…

Разговор был долгим. Когда вора увели, Андрей был в курсе всех подпольных течений тюрьмы…

Только за Чиркачом закрылась дверь, как появился Каракулев.

– Что-то вид у тебя довольный? – заметил начальник. – Неужто со смотрящим спелся?

– Спелся. Только спевка по моим нотам…

– Может, расскажешь?

В ответ Андрей многозначительно промолчал… В тюрьме не принято расспрашивать сокамерника о его делах, за которые он сел. Только за одно это могут ярлык сексота навесить. И это негласное правило не лезть в душу распространяется не только на арестантов. У оперативников тоже есть свои секреты, даже от начальства. И если Андрей сделал кого-то своим агентом, он никому об этом не расскажет. Тем более если этим агентом стала такая крупная фигура, как Чиркач. Он мог только намекнуть… И, судя по всему, Каракулев его понял.

– Да ты не говори, и так понятно, – стараясь скрыть досаду, махнул он рукой. – Растешь ты, Сизов, скоро мое место займешь… Можешь прямо сейчас начинать.

– Не понял.

– Этап прибыл. Я на приемке присутствовать должен, но у меня дела.

– Теперь понял.

Андрей спустился на «вокзал», где должен был идти прием прибывших по этапу арестантов. Но там было тихо. И только из досмотровой комнаты доносились голоса. Он было сунулся туда, но вышедший оттуда прапорщик преградил ему путь.

– Нельзя, товарищ капитан. И мне тоже нельзя… Женщина там, Наталья Геннадьевна ее смотрит…

– Одна женщина?

– Одна.

– И надо было шум поднимать?

– Одна, но стоит многих… А вы разве не знаете кто? – в ус усмехнулся прапорщик Моталь.

– Нет.

– Римма ее зовут. Фамилия – Казимирова.

– А вот это зря, – поморщился Андрей.

Станислава Казимирова перевели в Москву, там он сейчас, в Матросской Тишине под следствием. И Римму из Новороссийска переправили туда же, в изолятор номер шесть, где сидели исключительно женщины. В Рубеже она преступления не совершала, поэтому здесь она быть не должна. И совсем не понятно, каким ветром ее сюда занесло. Но ведь можно выяснить.

Он уже собирался уходить, когда появилась Римма. Он был повернут к ней спиной и ушел бы, если бы она его не остановила.

– Андрей!

Он ожидал увидеть перед собой тронутую тюремным тленом женщину, но Римма, как ни странно, выглядела свежо и даже стильно. Светлый ничуть не тронутый тюремной грязью свитерок с высоким воротом, джинсы в обтяжку, легкий и грамотный налет косметики…

– Я к тебе!

Что-то демоническое было в ее улыбке. И какой-то колдовской блеск в ее красивых глазах.

– Забудь обо мне. – Он мотнул головой так, будто стряхивал с себя ее чары.

– Не забуду. Ты мой!

– Пошла! – грубо толкнула ее Наталья Геннадьевна.

А сержант из караульной службы открыл дверь в стакан, в котором Римма должна была находиться в ожидании медосмотра.

– Андрей! Ты от меня никуда не денешься!