Когда мы выходим во двор, Викки демонстрирует мне великолепнейший удар по шару – ноги широко расставлены, молоток покачивается между ними, как маятник, шар уходит по хорошей прямой, и Викки довольно вскрикивает. Я, по природе своей, предпочитаю во всем боковой подход, к тому же я немного играл в гольф и в «Сиротских соснах», и когда только еще женился на Экс. Кроме того, я предпочитаю наносить удар одной рукой и потому на «касания» не покушаюсь. Я бью, Викки окидывает меня мрачным, неодобрительным взглядом и с пущей прежнего агрессивностью встает у своего шара, раздвинув ноги и поддернув юбку выше колен, чтобы произвести прямой маятниковый удар. Ко времени, когда я прохожу воротца, она успевает одолеть половину маршрута, впрочем, я уже впал в легкую дремотность и об игре почти не думаю.

Детройтская погода добралась наконец и сюда, пусть и не в столь бурном виде. Прежнего неистовства в ней нет, она довольствуется резкими порывами ветра и редкой ледяной моросью, умеренным пригородным дождичком. Правда, освещение стало иным, воскресная янтарность сменилась послеполуденным аквамарином. В сущности, находиться на свежем воздухе, вне стен дома сейчас чрезвычайно приятно даже при том, что играть мы вынуждены под взглядом распятого Христа. Куда подевался отец Викки, хотел бы я знать? Следует ли мне считать его отсутствие дурным знаком, выражением неприязни? Следует ли задаться вопросом, что я, собственно, здесь делаю? В конце концов, я сюда приглашен, а на меня неотвратимым образом наваливается чувство, что я одинок здесь, как кочевник в пустыне.

– Ну что, нравится тебе игра? – спрашивает Викки. Ей удалось подвести свой зеленый шар достаточно близко к моему желтому и хлестким щелчком отправить его по траве в цветочную клумбу, где он и затерялся среди растущего у стены дома львиного зева.

– Я вроде бы неплохо справлялся.

– Ступай возьми другой шар. Красный. Они приносят удачу.

Викки стоит в позе лесоруба, положив молоток на плечо. Ей осталось пройти всего пару воротец, но она притворяется, будто хочет, чтобы я нагнал ее.

– Я сдаю партию, – говорю я и улыбаюсь. – Чего?

– Так говорят шахматисты. Я тебе не пара.

– Это неважно. Сам же вызвался играть, а теперь отказываешься. Иди за шаром.

– Нет, не пойду. Я плохой игрок, сызмальства таким был.

– Техасцы в крокет на деньги играют. Там к нему относятся очень серьезно.

– А я – нет, потому в нем и несилен.

Я сажусь на сырую ступеньку веранды, рядом с ее красными туфельками, чтобы полюбоваться зеленоватым светом и прелестно изгибающейся улицей. Этот змеевидный полуостров – дело рук предприимчивого застройщика, который привез его сюда на грузовиках и создал на месте болота. Неплохая была идея. Если закрыть глаза, что я на миг и делаю, можно представить, что ты в Хайанис-Порте.

Викки возвращается к своему зеленому шару, бьет по нему, но небрежно, на мой манер, чтобы показать, что делает это не всерьез.

– Девочкой я смотрела «Алису в стране чудес», вместе с Кэйдом. Знаешь этот фильм? – Она поворачивается ко мне проверить, слушаю ли я. – И в том месте, где они играют в крикет головами страусов, – или что это были за розовые птицы? – разревелась во все горло, решив, что птичек для этого убили. Даже в малом возрасте ненавидела, когда кому-то причиняют боль. Потому и пошла в медсестры.

– Фламинго, – улыбнувшись, говорю я.

– Это фламинго были? Ладно, теперь я знаю, кого оплакивала. – Хлесткий удар. Зеленый шар катится к полосатому колышку, но сворачивает влево. – Ну вот, это ты виноват. На целую милю промазала.

Она стоит, раздвинув бедра, овеваемая ветерком. Я смотрю на нее и испытываю жгучее желание.

– Играть ты ни во что не играешь, но все время пишешь об играх. Все у тебя задом наперед.

– Мне это нравится.

– А как тебе понравился старичок Кэйд? Душка, правда?

– Хороший парень.

– Если бы он позволил мне приодеть его, был бы еще лучше, точно тебе говорю. Кэйду подружка нужна. А он помешался на работе в полиции.

Викки подходит ко мне, садится ступенькой ниже, расправляет под собой юбку, обнимает колени. Сладкий запах ее волос. Поднявшись наверх, она не пожалела «Шанели № 5».

Я не хочу сейчас разговаривать о Кэйде, но взамен предложить мне нечего. Приближающийся драфт НФЛ Викки не интересует, как и лидерство, которое «Тигры» почти сразу захватили на востоке страны, или исход матча «Никсов», и я довольствуюсь тем, что сижу на веранде, будто ленивый землевладелец, дышу соленым воздухом и смотрю в небо, на дневную луну. Занятие, на свой манер, вполне вдохновительное.

– Ну, как тебе здесь? – Викки через плечо оглядывается на меня и снова отворачивается к дому напротив, такому же многоуровневому, но с фасадом в восточном духе, его зубчатые свесы красны, как у китайских домов.

– Отлично.

– Знаешь, ты сюда совсем не вписываешься.

– Я приехал, чтобы увидеть тебя. А вписываться куда-то у меня и в мыслях не было.

– Это я поняла, – говорит она и покрепче обнимает колени.

– Где твой папа? Мне начинает казаться, что он меня избегает.

– Ну вот еще.

– Если мое присутствие здесь создает кому-то лишние проблемы, я исчезну как дым, ты же понимаешь.

– Еще бы оно их не создавало. Мебель ты всю переломал, еду разбросал по полу, да еще бедному старичку Кэйду нахамил. Конечно, тебе лучше уехать. – Викки опять оборачивается, но теперь смотрит на меня, как на человека, попытавшегося прочитать «Отче наш» на «поросячьей латыни». – Не будь дураком. Ни от кого он не прячется, Хозе. Сидит в подвале, занимается своим хобби. Может, и не знает даже, что ты приехал.

Викки поднимает сердитый взгляд к напрягшимся небесам.

– Если кто и создает здесь проблемы, так это старушка сам-знаешь-какая. Однако об этом я говорить не могу. Его отрава, пусть сам ее и пьет.

– Так же, как ты моя.

Я соскальзываю ступенькой ниже, чтобы крепко обнять Викки за плечи. Никому на улице Арктической Ели, ни на одном ее конце, ни на другом, дела до этого нет и быть не может – тут вам не мнительный Мичиган. Тут мы, я так понимаю, можем обниматься и миловаться на ступеньках, пока у нас не отсохнут руки, и здешний народ только рад будет.

Она приподнимает плечи, устраивает их в моем медвежьем объятии поудобнее и говорит:

– Не такая уж я и лапушка.

– Сейчас мне плохие новости ни к чему.

Викки морщит лоб:

– Нет, постой.

– Все нормально. Поверь мне: какими бы они ни были, пусть лучше подождут.

Я вдыхаю сладкий, чистый аромат ее теплых волос.

– Все-таки я должна тебе кое-что рассказать.

– Я просто-напросто не хочу портить этот день.