– Теперь? – спросил Фицрой. – Может быть, и всегда там стоял?

– Недавно, – ответил Понсоменер коротко. – Видно же.

Фицрой буркнул:

– Мне пока и самого гарнизона не видно. Все верно, объедем…

Через пару часов стены справа и слева начали быстро подниматься прямо из земли, расти, грозные и темные из поблескивающего свежими сколами гранита, словно совсем недавно гора раскололась, и теперь едем по узкому ущелью.

Правда, земля внизу тонет в высокой траве, журчит спрятавшийся ручей, распадаясь на рукава, громко квакают и даже запускают трели лягушки.

Рундельштотт вздохнул.

– Совсем недавно, – сказал он с грустью, – как сейчас помню, здесь стояли гарнизоном тираспы, а вот там дальше пеларды. Между ними проходила граница.

Фицрой огляделся в недоумении.

– Здесь? Место неудобное. Проще было бы по реке или вот по тому болоту.

– А здесь и была река, – ответил Рундельштотт кротко. – Обрати внимание на вон те россыпи камешков!.. Видишь, какие гладкие? Вода обкатала…

Фицрой покосился на него, вдруг зябко передернул плечами и поспешно поехал вперед.

Я догнал Фицроя, у него все так же в одной руке повод, другой нежно прижимает к себе закутанную в плащ принцессу.

– Фицрой, – сказал я негромко, – когда мы ехали искать ее высочество, я сказал, что не можем драться со всеми встречными…

Он спросил настороженно:

– Ну?

– А теперь, – ответил я, – когда это высочество с нами, можем драться как со встречными, так и с поперечными, боковыми и даже задними. С нами самка… ладно, женщина, даже принцесса, а это дает нам право не соблюдать никакие правила, как не соблюдают их женщины.

– Понял, – сказал он с облегчением. – Правда, я и не соблюдал, но как приятно знать, что и закон тоже с нами! И что мы уже в Нижних Долинах.

– Пока еще в Верхних, – напомнил Рундельштотт, – но уже близко, близко.

– Но здесь те же, – спросил Фицрой, – а не какие-то гуцары?

Рундельштотт пожал плечами.

– Племена всегда стараются потеснить соседей. Те, что в силу каких-то обстоятельств разрастались быстрее, обычно оттесняли соседей, захватывая плодородные земли, некоторых поглощали, но иногда, как вон с гурцами происходило соживание…

Я переспросил:

– Соживание… это как?

– В Нижних Долинах, – пояснил он, – гуцары, один из рода племени гурцев, заняли каменистую местность на границе с Дронтарией, а в Опалоссе гурцев загнали в горы. Там внизу живут опалосцы, а немногочисленные гурцы высоко в горах, где промышляют охотой…

– И сумели приручить драконов? – спросил я.

Он кивнул.

– Да. Есть они еще не то в Кельмии, не то в Креште… Гурцы, не драконы. Видимо, когда-то их было, как муравьев, но потом что-то стряслось, так что новые племена их почти везде уничтожили…

Он умолк, глядя на Понсоменера, тот остановил коня и ждет нас. Перехватив мой взгляд, вытянул руку.

– Дальше по дороге деревня. Объедем или как?

– Все объезжаем, – велел я. – Только когда уж совсем невмоготу…

Он кивнул, послал коня вперед, а там вдруг вскрикнул:

– Засада!.. И слева!

Кусты распахнулись, в нашу сторону с треском веток выметнулся ряд конных с копьями, нацеленными в нас. В моем животе стало холодно, в ладони будто сами по себе впечатались рукояти пистолетов, а пальцы надавили на курки. В мозгу застучало «патрон», патрон», «патрон», но тут же ушло на задний план, теперь это рефлекс, я жал на спуск в правой и левой и отскакивал, когда на меня бросался кто-то, кто даже с дырой во лбу сумеет снести меня с дороги.

Фицрой, бросив принцессу за спину, отчаянно размахивал мечом, нас окружили, чем опасен бой в лесу, могут подобраться совсем близко, Понсоменер с длинным мечом в руках дрался среди толпы едва ли не умелее Фицроя.

Я медленно отступал, чтобы не сбили с ног, стрелял и стрелял, успел увидеть, как огромный воин прямо с коня ударил Рундельштотта копьем в грудь.

Чародей завалился навзничь, а всадник прыгнул на него, как тигр на оленя, прижал к земле, в руке страшно блеснуло узкое лезвие тонкого кинжала.

Рундельштотт открыл рот то ли в крике, то ли для заклятия, но лицо болезненно искривилось, он упал спиной на землю, а гигант, перепрыгнув тело, бросился на Фицроя.

Я быстро сдвинул стволы пистолетов в его сторону. Тяжелые пули ударили в грудь, заставили отступить на пару шагов, а Фицрой эффектно взмахнул мечом, даже я охнул, когда бритвенно острое лезвие с легкостью, словно кочан капусты, снесло ему голову вместе со шлемом, отделив от такого же доспеха из черного металла.

Несколько человек ринулись прочь, я с мстительной яростью пошел за ними, не прекращая стрелять. Тяжелые пули били в спины, ломая хребты, разбивали головы, и только когда последний уже на границе прицельной дальности упал и пополз, хватаясь за землю, я выпустил в его тело с десяток пуль, какие-то попали, он застыл на земле, а под ним лужа крови начала расплываться широко и быстро.

Рундельштотт тяжело поднялся, опираясь на левую руку, правой хватался за грудь, лицо болезненно искривилось.

– Как же, – прохрипел он, – этот мерзавец ударил…

Я сказал сварливо, но с облегчением:

– А как вы отбивались от этой рубашки! Она же не только магическую энергию собирает, ее еще и не пробить всякой ерундой.

Фицрой поднял копье, осмотрел наконечник.

– Неплохая ерунда, – сказал он задумчиво. – Металл из закаленного железа, такое все рубит.

– Как видишь, – сказал я, – не все. А кинжал?

Он высвободил из пальцев убитого рукоять кинжала, осмотрел с критическим интересом.

– Высокая работа. Мастерство не спрятать.

– Можно, – заверил я скромно, – но здесь люди бесхитростные. До вершин гуманизма и очковытирательства еще не доросли.

Рундельштотт все еще морщился.

– Кровоподтек останется. А можно, чтобы…

– Можно, – сообщил я. – Только та рубашка будет толще. Втрое.

Он задумался, Фицрой хохотнул:

– В такую жару?

– Вообще-то, – сказал я, – в жару может охлаждать, а в холод греть. Мастер, в следующий раз поищу в вашем чулане, что вы там еще насобирали…

Фицрой предложил:

– Можно, я?

Рундельштотт не успел среагировать, я отрезал твердо:

– Нельзя! Я ученик чародея, и то пару раз чуть без руки не остался. Там такие защитные заклинания, мастер уже сам их подзабыл, но если сплоховать, не только руку потеряешь…

Фицрой даже отступил на шаг.