Меня враз холодный пот прошиб. Сегодняшнее утро? Какого беса? Неужели где-то засветился?!

– Спал я утром, как все нормальные люди – спал.

– В самом деле? – поджал губы следователь. – А согласно имеющимся показаниям, сегодняшним утром вас видели выезжающим со двора особняка, где в это самое время было совершено тройное убийство.

Я только глаза в ответ округлил. И поправлять следователя, что отправил в Бездну четверых, разумеется, не стал. Не на того напали.

– Ошибка вышла, ваша милость, – ответил я, выбрав наконец линию поведения. – Как пить дать, с кем-то другим спутали.

Выходит, чужой взгляд утром не почудился. Получается, за особняком было установлено наружное наблюдение, и стряхнуть с хвоста топтунов, несмотря на все ухищрения, у меня не получилось. Но есть в этом и положительные моменты.

Они не знают, кто я.

Они не в курсе остальных моих грешков.

Они упустили из виду Берту. Точнее – ее никто даже не видел. Лица по крайней мере точно.

– Спутали? – покачал головой дознаватель. – Да бросьте! Тот дом плотно обложили. Да и потом вас из виду не упускали. И даже от смерти спасли, не так ли?

– На меня напали, ваша милость! – возразил я. – А кто там кого порешил, не знаю!

Странное благодушие следователя пугало почище прямого обвинения в убийстве. По идее, сейчас надо подозреваемого в оборот брать, а не лясы с ним точить. Не бродягу ведь безродного зарезал, а заместителя статс-секретаря третьего стола военной коллегии!

Или дело в межведомственной вражде?

– Не стоит запираться, – вздохнул следователь. – Если начистоту, после того, что я увидел в подвале, вас прекрасно понимаю и нисколько не осуждаю. На самом деле, вскрыв этот гнойник, вы нам серьезную услугу оказали. Иначе бы мы к этому чудовищу еще до-о-олго подбирались. И кто знает, скольких людей он успел бы за это время погубить?

А глаза добрые-добрые. Все понимающие. Ты только скажи, и сразу легче станет. Не держи на душе. Поделись. Все ж мы люди, у всех свои недостатки.

– Вы меня точно с кем-то спутали, ваша милость.

– Принеси воды нашему гостю, – попросил следователь, и писарь беспрекословно покинул кабинет. – Гаспар ди Абалья был мерзким чернокнижником, и вам не следует стыдиться совершенного. Просто расскажите, что о нем знаете, и мы передадим вас братьям ордена Святого Фредерика. Это лучше, чем казнь, не так ли?

– Не понимаю, о чем вы…

– Да ну? – Дознаватель щелкнул застежкой папки и передвинул ко мне лист, лежавший сверху. – Никого не узнаете?

Я опустил взгляд и вздрогнул. С листа на меня смотрело собственное отражение.

И хоть незаконченный рисунок распался на отдельные карандашные штрихи, юлить было бесполезно: сходство просто поражало. И что хуже всего – ниже уже не столь уверенной рукой кто-то приписал:

«Неизвестный экзорцист. Лем, седьмой день месяца Святого Себастьяна Косаря, год 974 В. С.»

Тот слепой художник и в самом деле был гениален. Имея в своем распоряжении лишь несколько минут, он успел нарисовать портрет человека, которого видел первый раз в жизни, да и то мельком. И если контур лица оказался набросан лишь несколькими скупыми штрихами, то глубоко запавшие глаза, резкие скулы и слегка искривленный нос просто поражали своей проработанностью. Силуэт узких губ, изгиб бровей, форма ушей – не ошибешься, Себастьян Март собственной персоной.

Но, памятуя о своей опухшей физиономии, я спокойно пожал плечами:

– Первый раз вижу.

Без толку – дознаватель только рассмеялся.

– Давайте поговорим о маркизе Гаспаре ди Абалье, – предложил он и потянулся за рисунком.

И тогда я ударил. Ударил не руками, но овеществленной скверной, превращенной в смертоносное подобие привычного шила. Беспрестанно менявший форму клинок на миг превратился в странно искривленный стилет и легко вонзился в тело. Вонзился в тело – и развеялся без следа.

Сознание пронзила безумная вспышка чужой боли; следователь распахнул в безмолвном крике рот, уперся руками в край столешницы, попытался встать… и обессиленно откинулся на спинку стула. Пару раз вздрогнул и умер. В груди у него сияла сквозная дыра, но из страшной раны не выступило ни капли крови.

Не теряя времени, я улегся на стол и ногой подгреб к себе оставленный писарем перочинный нож. Отменно заточенным лезвием легко справился со стягивавшей запястье веревкой и встал сбоку от двери. Вернувшийся пару минут спустя писарь даже пикнуть не успел, когда увесистая чернильница ударила его в висок. Изумленный до полного беспамятства парень рухнул на пол; я связал его, сунул ему в рот скомканный носовой платок и сразу ухватил папку дознавателя. Один за другим начал выкладывать на стол выполненные уверенной рукой слепого художника портреты, но знакомых лиц больше не попадалось. Имена с датами тоже ни о чем не говорили. И я уже начал сожалеть о впустую потерянном времени, когда будто ножом под лопатку ткнули.

Характерный овал волевого лица, острый прямой нос, аккуратно подстриженная бородка и до одури пронзительные глаза. Никакой ошибки – с пожелтевшего листа на меня смотрел работавший на разведку Ланса франт. Но подпись… подпись под портретом гласила:

«Виктор (Валентин?) Арк. Высший»

У меня чуть сердце не остановилось. Высший!

И ведь сколько общались, даже не заподозрил ничего! Высший, мать его разэдак!

Бесово отродье!

Я сложил рисунки обратно в папку и нервно рассмеялся.

Неудивительно, что франт так разошелся, когда шкатулку заполучить не сумел. Испугался. Просто-напросто перепугался.

И тот сосуд в Рживи, теперь ясно, почему его хотели заполучить непременно живым. Бездонный источник скверны – это ли не предел мечтаний любого Высшего?

Виктор Арк… Упоминал ли темный сотник это имя?

Не помню.

Ну да ничего, господин Арк, я еще сыграю с вами знатную шутку под названием «отправляйся в Бездну». Только бы выбраться отсюда, только выбраться бы…

Выбраться, но как? Скверну до последней капли использовал, а без нее прорваться через охрану нечего даже пытаться. Высшему хорошо, шагнул в Бездну – и поминай как звали. А мне как быть? Что делать? Что?!

Схитрить и переодеться? С разбитой-то всмятку физиономией? Проще прямо тут удавиться.

Что ж, похоже, для Себастьяна Марта наступают последние дни…

И тут в голове промелькнуло смутное воспоминание.

«Последние дни»?

Откуда это выражение? В какой-то из книг на него наткнулся?

Точно! Это ведь «Пришествие Извечной Тьмы» преподобного Модеста Оражского!

Как там было сказано – «И восстанут из могил мертвые, и станут ходить меж людей исторгнутые Пустотой бесы»?