— Ты не забыла наши свадебные клятвы, Дженнифер?

Я прижимаю руку к груди, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.

— Тогда ты стояла рядом и обещала любить меня, почитать и слушаться, пока смерть не разлучит нас.

Он издевается надо мной, и слова клятвы, которые я нараспев произнесла много лет назад, совершенно не вяжутся с ледяным холодом его голоса. Он сумасшедший! Сейчас мне это совершенно очевидно, и я прихожу в ужас, вспоминая, что столько лет лежала в постели рядом с ним, не догадываясь, но что он способен на самом деле.

— То, что ты побежала в полицию со своими байками, это не почитание, Дженнифер, верно? Рассказывать им о том, что происходит за нашими закрытыми дверьми, это не означает слушаться меня. Ты только вспомни: я всегда давал тебе то, что ты просила…

Больше я это слушать не могу. Я бью по кнопкам магнитолы, и из нее с бесящей меня медлительностью выползает компакт-диск. Я хватаю его и пытаюсь сломать, но он не гнется, и я кричу на него, а мое перекошенное от злости лицо отражается на его блестящей поверхности. Я выбираюсь из машины и швыряю диск в кусты.

— Оставь меня в покое! — пронзительно кричу я. — Просто оставь меня в покое!

Стремительно и рискованно я еду между рядами живой изгороди по дороге из Пенфача вглубь территории. Меня неистово трясет; переключить передачу — сверх моих сил, так что я гоню на второй и мотор протестующее завывает. Слова Иена снова и снова звучат в моей голове.

Пока смерть не разлучит нас…

Неподалеку от дороги стоит полуразрушенный сарай, и никаких других домов поблизости я не вижу. Я сворачиваю на ведущую к нему ухабистую колею. Подъехав поближе, я вижу, что у сарая нет крыши, к небу тянутся голые стропила. С одной стороны в нем свалены в кучу старые покрышки и масса ржавеющего железа. Это подойдет. Я заезжаю в дальний конец сарая, приткнув машину в угол. На полу горой свален старый брезент, и я растягиваю его, обдавая себя брызгами вонючей застоявшейся воды, собравшейся в складках. Я натягиваю его на машину. В этом есть риск, но под грязно-зеленой тканью машина сливается с остальной частью сарая, и кажется, что здесь уже некоторое время никто ничего не трогал.

Я отправляюсь в долгий путь домой, который напоминает мне тот день, когда я приехала в Пенфач и когда ожидавшее меня будущее было намного более неопределенным, чем то, что осталось в прошлом. Теперь же я знаю, что меня ждет: еще две недели в Пенфаче, а потом возвращение в Бристоль, где меня осудят и я буду спасена.

Впереди меня автобусная остановка, но я продолжаю идти, находя утешение в размеренном ритме своих шагов. Постепенно я успокаиваюсь. Иен просто играет в свои игры, вот и все. Если бы он хотел меня убить, то сделал бы это, когда пришел в мой коттедж.

Дело идет к вечеру, когда я наконец добираюсь домой. Над головой собираются темные тучи. Я захожу внутрь только затем, чтобы надеть непромокаемую куртку и позвать Боу, после чего веду его на берег побегать. Внизу, у моря, я снова могу дышать свободно и понимаю, что этого мне будет не хватать больше всего.

Снова возникает ощущение, что за мной следят, и я поворачиваюсь спиной к морю. Я замечаю одинокую фигуру на обрыве, стоящую лицом ко мне, и сжимаюсь от страха, а сердце вновь заходится. Я зову Боу и беру его за ошейник, но он лает и, вырвавшись, бежит по пляжу к тропинке, ведущей наверх, где по-прежнему стоит мужчина. На фоне неба мне виден только его силуэт.

— Боу, вернись!

Не обращая на меня внимания, он бежит дальше, а я словно приросла к земле. Фигура наверху двигается с места только тогда, когда Боу, добежав до конца пляжа, легко взлетает по тропе на обрыв. Мужчина нагибается, чтобы погладить пса, и я тут же узнаю знакомые движения. Это Патрик.

После нашей последней встречи я могла бы испытывать меньше энтузиазма, увидев его, но облегчение, что это он, так велико, что я бессознательно иду по размазанным следам Боу на песке, чтобы присоединиться к ним.

— Как поживаешь? — спрашивает он.

— Хорошо.

Мы, словно незнакомцы, кружим друг перед другом в хитросплетениях разговора.

— Я оставлял тебе сообщения на голосовую почту.

— Я знаю.

Я все их проигнорировала. Сначала я их слушала, но потом поняла, что не могу слышать, что я с ним сделала, так что все последующие просто удалила без прослушивания. В конечном счете я просто выключила телефон.

— Я скучаю по тебе, Дженна.

Я находила его злость оправданной, и с ней мне было проще справиться, но сейчас вид у него притихший и умоляющий, и я чувствую, как моя решимость рушится. Я поворачиваю в сторону коттеджа.

— Тебе не следовало сюда приходить.

Я с трудом борюсь с искушением обернуться, чтобы проверить, не следят ли за нами, потому что я в ужасе от мысли, что Иен может увидеть нас вместе.

На лицо мне падает капля дождя, и я натягиваю на голову капюшон. Патрик шагает рядом со мной.

— Дженна, поговори со мной. Перестань убегать!

Именно это я всю жизнь только и делала, когда не могла защитить себя.

Вспыхивает молния, и дождь хлещет уже так, что у меня перехватывает дыхание. Небо темнеет настолько быстро, что наши тени исчезают, а Боу припадает к земле, прижав уши. Мы бежим к коттеджу, и я распахиваю дверь как раз в тот момент, когда раздается оглушительный удар грома. Боу пробирается у нас под ногами и пулей взлетает по лестнице. Я зову его, но он не выходит.

— Пойду взгляну, все ли с ним в порядке.

Патрик уходит наверх, а я закрываю дверь на засов и через минуту следую за ним. Я нахожу его сидящим на полу спальни с дрожащим Боу на руках.

— Все они одинаковые, — с улыбкой говорит он, — что вечно взвинченные пудели, что мачо-мастифы: все дружно ненавидят гром и фейерверки.

Я опускаюсь на колени рядом с ними и глажу Боу по голове. Он слегка повизгивает.

— Что это? — спрашивает Патрик.

Из-под кровати выглядывает моя деревянная шкатулка.

— Это мое, — резко говорю я и ногой со злостью заталкиваю ее обратно под кровать.

Глаза Патрика округляются, но он ничего не говорит, просто поднимается на ноги и несет Боу вниз.

— Возможно, неплохая идея включить для него радио, — говорит он.

Сказано это так, будто он снова ветеринар, а я — его клиентка, и я задумываюсь, сделал ли он это по привычке или решил, что с него достаточно. Патрик устраивает Боу на диване, укрывает его одеялом и включает «Классик ФМ» достаточно громко, чтобы заглушить самые тихие раскаты грома. Когда он заговаривает снова, голос его звучит более нежно:

— Я присмотрю за ним без тебя.

Я закусываю губу.

— Оставь его здесь, когда будешь уезжать, — говорит он. — Тебе не нужно специально встречаться со мной или говорить со мной. Я возьму его к себе, пока ты… — Он делает паузу. — Пока тебя не будет.