– А Свенельдич где? – спросил кто-то.

– Видать, с тем войском, что в Малине. И последняя надежда наша – попытаться Святослава разбить, покуда Свенельдич не подошел. Дать им соединиться – можно сразу на краду всем ложиться, их будет слишком много. А поодиночке…

– Разобьем? – спросил полный надежды одинокий голос.

– Даст Перун милости… разобьем, – Володислав старался держаться бодро, но его взгляд выдавал, что помыслы его уже где-то за гранью мира живых. – Но если не выйти Святославу навстречу сейчас, то завтра придется их двоих встречать. Слишком дешево отдадим и внуков Дулебовых род, и всю землю Деревскую.

– Навстречу пойдем?

– Пойдем на Размыслово поле, – начал Величар. – Я уж думал…

Он не только думал. Когда вчера стало ясно, что с восточной стороны грозовая туча подойдет вплотную раньше, чем от Малина, Величар сел на коня и с отроками съездил вперед, туда, где во влажном стылом воздухе ощущалась гарь пылающих весей. Объехал местность, посмотрел и выбрал поле – такое, где древляне, даже уступая числом, при умелом руководстве и отваге ратников имели бы надежды на победу.

Кто-то охнул: Размыслово поле отстояло от Искоростеня всего на поприще. Неумолимый враг был у самого порога.

– Там с одной стороны у поля ручей, с другой – овраг с кустами, – начал объяснять Величар, рисуя полными руками в воздухе перед собой. – Коли мы между ними встанем, поле перегородим, а у ручья под скатом засадный полк укроем…

– Да зачем силы делить! – воскликнул Коловей. – Они два полка-то один за другим и разобьют!

– Помолчи, Колошка! – осадил его Величар. – Ты еще отрочатей при мамке был, а я уже в Греческом царстве под Ираклией бился. Засадный полк – большое дело. Там, на поле, для всех сразу и места не хватит. Забыл уже, как от Нелепова мы бежали, чтобы нас в клещи не зажали меж городцом и той дружиной? Теперь сами зажмем. Если с умом распорядиться – с тем и победим. Я в засадном полку сам встану. А ты с князем вместе на челе пойдешь.

Довольный этой честью, Коловей больше не спорил. Стали делить, какая ватага на каком краю встанет.

Володислав не снимал руки с золоченой рукояти Ингорева меча. Завтра тот засверкает, как молния, над головами дружины Ингорева сына. Дальше мысли не шли. Завтра будет последний день жизни.

* * *

Размыслово поле – клин старой пашни между ручьем и заросшим кустами оврагом. Ручей было замерз, но грянула оттепель, и он вновь вскрылся, раздулся от талой воды. На черной пашне лишь в бороздах лежали остатки грязноватого снега. С рассвета деревское войско выстроилось на западном краю пашни. Мокрая земля липла к ногам. Большинство воев пригнал сюда наступающий с разных сторон враг, но, собравшись вместе и увидев, как их много, древляне приободрились. За боевым чуром Володислава следовало более полутора тысяч человек, каждый с топором, или с копьем, или с луком. Три десятка молодых, крепких, решительных бойцов с хорошим оружием Володислав собрал к себе в ближнюю дружину – чтобы бросить ее на помощь туда, где будет наибольшая опасность. Четверых надежных парней назначил своими телохранителями – чтобы оберегали в гуще сражения. В число их попали Медведь и Берест с его варяжской секирой. Мало кто пока, кроме боярина Величара, мог похвалиться такой добычей, как эта секира. Берест был доволен – даже не столько честью, сколько тем, что у князя будут свои телохранители. Как они важны, он знал лучше всех. Если бы не телохранители, младший сын Свенельда уже месяц как был бы мертв. Его оружник принял в грудь сулицу, предназначенную Люту. Берест понимал: выпади случай, и ему придется сделать то же. А случай в бою не замедлит… Но страха не было, была лишь решимость сделать свое дело как можно лучше. Что ему в жизни, сироте безродному? А князь – залог победы всего рода деревского, всей земли. Не сплошать бы. Покон второй – «да володеет землей Деревской род Дулебов» – оставался одним из немногих, что еще держался под ударами судьбы, и за него Берест без раздумий отдал бы жизнь. Уцелеет род Дулебов – устоит и земля Деревская.

Засылая конные дозоры, Володислав теперь знал о перемещениях киевского войска. Последнюю ночь оно стояло станом близ Размысловой веси, в той же волости. Княжьи отроки видели конный дозор киян – надо думать, русы тоже знали, что им предстоит сражение. Первое большое сражение в войне, где до того они лишь примучивали беззащитных весняков.

Древляне встали сплошной стеной, глубиной в несколько рядов, перегородив свой край поля от ручья до оврага.

Русы подошли перед полуднем. Дружина за дружиной, они выстраивались на другом, более узком краю клина. Не торопились, но в том, как постепенно росли и густели вражеские порядки, было нечто жуткое.

Володислав разъезжал перед своими дружинами, вглядываясь в русский строй. Не в пример древлянам, среди киевских полков замечалась разница. Справа, у большей части воев, вооружение было такое же, как у древлян, – значит, это ополчения. Полянское, северянское, смолянское и те словене с Ильменя, что привел с собой Святослав. Край строя с левого крыла отличался: там виднелось немало кольчуг, шлемов, щиты имелись у всех, а не только у первого ряда – значит, это стоит большая княжеская дружина. Но не вся: Володиславу удалось насчитать четыре «малых ворона», родных братьев того стяга, что хранился в укладке на Святой горе. Значит, половина. Это тревожило.

– Не спрятали бы и они засадный полк, – сказал он Величару. – Еще сотни три-четыре оружников Ингоревых должно где-то быть.

– Они, видать, на Малинской дороге. Иначе откуда там целое войско? Святослав со Свенельдичем Ингоревых отроков поделили меж собой.

– Ну и слава Перуну! Сперва этих разобьем, потом тех.

Но вот Величар уехал к своим трем засадным сотням. Уже был полдень, но день выдался сумеречный, будто само небо угрюмо хмурилось в ожидании того, что сейчас предстоит. Над полем летали вороны, искали грань между явью и Навью, между живыми и мервыми. И не находили.

Движение в рядах киевского войска прекратилось. Темная толпа, похожая на ходячий лес копий, двинулась вперед. Деревский строй дрогнул, щиты переднего ряда сомкнулись, над ними качнулись копья второго ряда – но тут русы остановились.

Над полем повисло почти полное молчание. Каждый из трех тысяч человек мысленно отсчитывал последние мгновения своей жизни. Наверху каркали Велесовы вестники, но никто не смотрел на них – оба строя не сводили глаз друг с друга.

– Древляне! – Володислав, не выдержав тяжести этих последних мгновений, послал коня вдоль своего строя. – За вами – могилы дедовы и поконы родовые! За вами – очаги жен и матерей ваших, зыбки детей ваших малых. Дрогнем, уступим – все они в землю сырую пойдут нынче же, а кто выживет – рабом руси станет навек! Перун с нами! Боги наши с нами! Я жизнь свою отдам, голову сложу на этом поле, но не отступлю, жену и детей малых ворогу не выдам. Деды наши с неба на нас смотрят, ждут, убережем ли корень их. Нам выпало за всех встать – на дедов, за внуков. Судьба такая. Но и судьба за нас. Вот у меня тот меч, что нашу кровь проливал, что наш род в неволе держал! – Он вытащил из ножен Ингорев меч и взмахнул им над головой. – Вот меч Ингорев. Последний русский меч на земле нашей. Река деревская его из рук Ингоря вырвала, река деревская мне отдала. Теперь и сила их – в наших руках. Князь их – отрок безусый, и оружие отца своего не получил он в наследство. Секи, русский меч, русские головы! Стой крепче, Дерева, и сами будем господами там, куда нас в полон уводили. Да володжеет землей Деревской Дулебов род! Стой крепче! Перун с нами!