— Ох, Фелисити… Я так по тебе скучаю…

Пиппа кладет руки на талию Фелисити, ладони Фелисити лежат на талии Пиппы… Они могли бы быть близнецами. Пиппа что-то шепчет на ухо Фелисити, и та смеется.

— Не бросай меня, Фелисити, — говорит Пиппа. — Обещай, что вернешься ко мне. Обещай!

Фелисити сжимает руку Пиппы:

— Обещаю.

Мне нужно немножко времени, чтобы взять себя в руки. Я ухожу к берегу реки, посидеть и подумать. По воде бесшумно скользит горгона.

— У тебя неприятности, высокая госпожа? — спрашивает она, тихо шипя, как обычно.

— Нет, — ворчливо отвечаю я.

— Ты мне не доверяешь, — шипит горгона.

— Я этого не говорила.

Она поворачивает огромную зеленую голову в сторону сада, где мои подруги танцуют на мягкой траве.

— Все меняется, — шипит горгона. — Ты не можешь остановить перемены.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Боюсь, тебе придется сделать выбор, и очень скоро.

Я встаю, отряхиваю с юбки приставшие травинки.

— Я знаю, что ты помогала убивать членов Ордена. Ты не предостерегла нас, когда рядом появились водяные нимфы. И насколько я вообще что-то понимаю, ты вполне можешь быть частью Зимних Земель. Так с какой стати я должна слушать тебя, что бы ты ни говорила?

— Я связана магией, я могу говорить только правду и не могу причинить вреда таким, как ты.

«Ты была связана магией когда-то, давным-давно…»

Я поворачиваюсь, чтобы уйти.

— Ты ведь сама сказала — все меняется.

Мы возвращаемся в пустую ложу в Королевской опере как раз когда падает занавес и начинается антракт. Мы принесли с собой частицу магии. Она заставляет очень остро воспринимать все вокруг. Тихое шипение газовых ламп, висящих рядом с частной ложей, звучит ревом. Свет режет глаза. А мысли множества людей несутся сквозь мою голову с такой отчетливостью, что я чувствую, будто схожу с ума.

— Джемма? С тобой все в порядке? — спрашивает Энн.

— Вы разве этого не ощущаете?

— Не ощущаем чего? — раздраженно спрашивает Фелисити.

— Магия. Ее слишком много.

Я закрываю уши ладонями, как будто это может помочь. Но Энн и Фелисити не кажутся чем-то озабоченными.

— Попробуйте как-то применить магию… сотворите кузнечика или рубин…

Фелисити закрывает глаза и протягивает вперед раскрытую ладонь. Над ней что-то мерцает, но тут же угасает.

— И почему же я не могу этого сделать?

— Я не знаю, — отвечаю я. Мне трудно дышать. — Попробуй ты, Энн.

Энн складывает ладони лодочкой и сосредотачивается. Она желает получить бриллиантовый обруч на голову. Я чувствую ее желание, оно стремительно проносится сквозь меня. Через мгновение Энн прекращает попытки.

— Ничего не понимаю, — говорит она.

— Похоже, на этот раз вся магия досталась мне, — говорю я, содрогаясь. — Она во мне как будто в тройной дозе.

Фелисити выглядывает через барьер ложи.

— Ой, они все встают! Нас будут искать! Надо скорее бежать. Джемма, ты можешь держаться на ногах?

Мои ноги разъезжаются, как у новорожденного теленка. Фелисити и Энн подхватывают меня с обеих сторон. Мы нечаянно налетаем на какого-то мужчину с супругой. Он завел интрижку с сестрой жены. И намерен встретиться с ней этим вечером, после оперы. Его тайны несутся по моим венам, отравляя меня.

— Ох… — выдыхаю я и трясу головой, пытаясь прогнать его мысли. — Это ужасно. Я все слышу и ощущаю. И ничего не могу с этим поделать. Как мне продержаться до конца вечера?

Фелисити помогает мне спуститься по лестнице.

— Мы тебя проводим в туалетную комнату и скажем твоей бабушке, что ты плохо себя чувствуешь. Она отвезет тебя домой.

— Но я же хотела провести вечер с Саймоном! — жалобно восклицаю я.

— Хочешь, чтобы Саймон увидел тебя в таком вот состоянии? — шепчет Фелисити.

— Н-нет, — бормочу я, и по моим щекам текут слезы.

— Тогда идем.

Энн что-то тихо гудит. Это у нее от нервов, она постоянно так делает, но если прислушиваться к ее голосу, ни на что больше не обращая внимания, то ее гудение действует успокаивающе; я наконец понимаю, что вполне могу идти самостоятельно и выглядеть более или менее пристойно.

Мы добираемся до подножия лестницы в большом фойе театра. Том стоит там, оглядываясь по сторонам; он ищет меня. Энн перестает гудеть, и меня вновь атакуют чужие мысли и тайны. Сосредоточься, Джемма. Отключись от них. Выбери какую-нибудь одну…

Энн. Я ощущаю, как ее сердце колотится в том же ритме, что и мое. Она воображает себя танцующей в объятиях Тома, а он смотрит на нее с обожанием и восторгом… Энн отчаянно желает этого, и мне очень жаль, что я теперь это знаю.

Том подходит к нам вместе с леди Денби. И Саймоном. Я теряю мысли Энн. Меня вновь оглушает беспорядочный шум. Я теряюсь, я почти в панике. Я могу думать только о Саймоне, о прекрасном Саймоне в белом галстуке и черном фраке, и о себе, гибнущей под тяжестью магии. Саймон приближается ко мне. На мгновение его мысли врываются в мой ум. Мимолетные образы. Его губы на моей шее. Его рука снимает мою перчатку…

У меня подгибаются колени. Фелисити энергично подхватывает меня.

— Мисс Дойл? — с легкой насмешкой в тоне произносит Саймон.

— Мисс Дойл не очень хорошо себя чувствует, — заявляет Фелисити к огромному моему смущению.

— Ох, какая жалость! — говорит леди Денби. — Мы сейчас же пошлем за каретой.

— Ну, если вы считаете, что так будет лучше, леди Денби, — говорит бабушка, разочарованная, что вечер обрывается так быстро.

— О, леди Денби, как я рада вас видеть!

Это мать Сесили Темпл, она быстро идет к нам; сама Сесили, конечно же, рядом с ней. Глаза Сесили округляются, когда она замечает Энн.

— Добрый вечер, — любезным тоном произносит она. — Мисс Брэдшоу! Вот так сюрприз, не ожидала вас здесь увидеть! А почему вы не остались в школе с Бригид и слугами?

— Мы имеем счастье принимать у себя мисс Брэдшоу на каникулах, пока ее двоюродный дед, герцог Честерфилд, находится по делам в России, — сообщает ей мать Фелисити.

— Герцог Честерфилд? — повторяет Сесили с таким видом, словно не уверена, что расслышала правильно.

Миссис Уортингтон пересказывает Сесили и ее матери сказочку о знатном происхождении Энн. Сесили разевает рот от изумления, но тут же спохватывается и расплывается в зловещей усмешке. По мне проносится волна холода и злобы. Это намерения Сесили. Она собирается это сделать. Она собирается все им рассказать. Теперь до меня доносится тревога Энн, смешанная с желанием Сесили заодно досадить и мне. Мне надо подумать.