Долго он сидел на скамеечке вместе со сторожем. Затем вдруг его взор пал на борону, повернутую остриями кверху. В разгоряченном мозгу заиграла демоническая фантазия опрокинуть на нее проходившую в этот момент работницу, жену одного из привратников тюрьмы.

Под предлогом болезни желудка он направился навстречу этой работнице. Не прошло и минуты, как воздух огласился сердце раздирающими криками. Маркиз держал в своих руках молодую женщину и бегом увлекал ее по направлению к бороне.

На счастье другие работницы освободили женщину от этого жестокого сластолюбца».

Когда у него отняли его жертву, он, по словам доктора Клернье, плакал горючими слезами, как плачут дети, когда у них отнимут игрушку или лакомство.

Бесспорно — маркиз де Сад не остановился бы перед убийством. Дело в том, что в своем философском романе «Жюстина» он встраивает право на убийство в концепцию взглядов Просвещения на Природу. Сад словно доводит принцип Руссо до абсурда. Если для швейцарского мыслителя именно Природа является воплощением абсолютной гармонии и, следовательно, нравственности, так как цивилизация способна лишь развратить естественного человека, то маркиз де Сад, признавая тотальную власть Природы, утверждает ее «равнодушие» ко всякого рода моральным нормам. Руссо считал, что именно благодаря разуму человечество сформировало современную цивилизацию — это прямое воплощение зла. Поэтому следует с чистым сердцем возвратиться «назад к природе», вернуться в естественное состояние человека, который возделывает свою ниву, живет ее плодами и следует своей врожденной нравственности. Маркиз де Сад, наоборот, утверждает, что всякая нравственность и представления о ней — это химера. Будучи атеистом, он отрицает саму идею Бога, подробно критикуя в своих романах как Ветхий, так и Новый Заветы. И в этом смысле маркиз действительно очень близок взглядам Парни, нашедшим свое воплощение в поэме «Война богов». Если у Парни в будущем возникнет религия Разума, которую можно смело назвать религией Вельзевула, то маркиз именно с помощью того же Разума доказывает «разумность» и необходимость всякого преступления, вплоть до убийства матери своим собственным сыном. Приведем лишь некоторые суждения Сада на тему Природы и разрешенного убийства, взятые из его романа «Жюстина»: «Самое первое и самое изумительное свойство природы — движение, которое происходит безостановочно, но движение это есть беспрерывная череда преступлений, поскольку только таким образом она его поддерживает: она живет, она существует, она продолжается лишь благодаря уничтожению. Тот будет ей полезнее всего, кто совершит больше злодеяний, кто, как говорят, наполнит ими мир, кто без страха и колебания бросит в жертву своим страстям или интересам все, что ему встретится на пути. Между тем как создание пассивное или робкое, то есть добродетельное создание, разумеется, будет в глазах природы самым никчемным, потому что оно порождает апатию и покой, которые погрузят все сущее в хаос, если его чаша перевесит».

Маркиз де Сад отрицает саму идею существования Бога. Его герой, его протагонист, заявляет следующее в третьей главе романа: «Нет, Жюстина, никакого Бога не существует. Только из колодца невежества, тревог и несчастий смертные почерпнули свои неясные и мерзкие представления о божественности! Если внимательно изучить все религии, легко заметить, что мысли о могущественных и иллюзорных богах всегда были связаны с ужасом. Мы и сегодня трясемся от страха, потому что много веков назад так же тряслись наши предки. Если мы проследим источник нынешних страхов и тревожных мыслей, возникающих в нашем мозгу всякий раз, когда мы слышим имя Бога, мы обнаружим его в потопах, природных возмущениях и катастрофах, которые уничтожили часть человеческого рода, а оставшихся несчастных заставили падать ниц. Если Бог народов родился из необъяснимых опасностей, то отдельный человек сотворил из собственного страдания это загадочное существо: выходит, в кузнице ужаса и горя несчастный человек выковал этот нелепый призрак и сделал его своим Богом. Но нуждаемся ли мы в этой первопричине, если внимательное изучение природы доказывает нам, что вечное движение есть первый из ее законов? Если все движется само по себе извечно, главный двигатель, который вы предполагаете, действовал только однажды и один раз: так зачем создавать культ Бога, доказавшего ныне свою бесполезность?» И буквально в следующей главе мы читаем: «Ах Жюстина, как я ненавижу, как презираю идею Божества! Как она противна моему разуму и моему сердцу! Если атеизму потребуются мученики — пусть только скажут, и я готов пролить свою кровь. Надо презирать эти кошмары, милая девочка, кошмары, которые иного и не заслуживают». Здесь чувствуется не просто оголтелый атеизм, а некая одержимость Духом Отрицания. Эта одержимость и составляет эмоциональную основу всего повествования.

Роман «Жюстина» во всех отношениях можно считать программным произведением этого маргинального автора, которого лишь совсем недавно включили в список так называемой «классики на грани» и к представителям французского предромантизма. Заметим, что, может быть, именно бесспорное безумие скандального маркиза в дальнейшем дало возможность определить весь французский романтизм как «неистовый». Эта безумная «неистовость» проявит себя и в творчестве Виктора Гюго, и в знаменитых исторических романах Виньи, а в дальнейшем в творчестве Бодлера, например.

Но своим реальным литературным воскрешением маркиз во многом обязан деятелям постмодернизма, для которых всякое понятие нормы считается неприемлемым. «Мир как текст», согласно Ницше и всей постмодернистской парадигме. А раз все, что нас окружает, — это текст, то тексты безумного маркиза так же могут рассматриваться, как и тексты общепринятой классики. Например, современный американский славист Р. Л. Джексон находит немало общего между идеями маркиза де Сада и Достоевского, но об этом мы поговорим в свое время.

Краткое содержание всего романа «Жюстина» сводится к рассказу о двух женских судьбах. Это родные сестры, каждая из которых, оставшись сиротой, после выхода из монастыря, где им давали традиционное воспитание, выбрала свой путь. Одна пошла по пути разврата и преуспела, а другая решила держаться добродетели и оказалась на самом дне. Судьба подвергает сестер Жюстину и Жюльетту суровому испытанию: умирают родители, и девушки оказываются на улице без средств к существованию. Красавица Жюльетта вступает на стезю разврата и быстро превращает последний в источник дохода, а столь же очаровательная сестра ее во что бы то ни стало хочет остаться добродетельной. Через несколько лет Жюльетта, погрязнув в пороке и запятнав себя множеством преступлений, среди которых убийство мужа и незаконных детей, убийства любовников, добивается всего, чего желала: она — графиня де Лорзанж, богатая вдова, у нее есть любовник, почтенный господин де Корвиль, живущий с ней, как с законной супругой. Однажды, путешествуя вместе с де Корвилем, на постоялом дворе Жюльетта встречает девушку, которую везут в Париж для вынесения ей смертного приговора: девица обвиняется в убийстве, воровстве и поджоге. Нежное и печальное лицо красавицы пробуждает в душе графини неведомое ей доселе сострадание, с дозволения жандармов она привечает девушку и просит ее рассказать свою историю. Девушка соглашается, однако отказывается раскрыть свое происхождение. Впрочем, всем и без того ясно, что это Жюстина, выбравшая путь добродетели. Рассказ Жюстины о своих злоключениях и является основным содержанием романа. Те цитаты, которые мы привели выше, взяты из четвертой главы, в которой Жюстина оказывается в доме доброй аристократки, мадам де Бриссак, чей сын-содомит собирается ее убить, дабы получить богатое наследство. Он и пристраивает во всем зависимую от него Жюстину в дом к матери и уговаривает отравить ее. С этой целью молодой де Бриссак и пускается в сложные философские рассуждения по поводу Бога и равнодушной Природы.