– Будь осторожен, – прошептала она. – И возвращайся ко мне.

– А как же, милая, – ответил он. – В любом случае не стоит беспокоиться. Ты можешь наблюдать за мной с помощью кристалла.

* * *

И Морвен наблюдала. Она держала кристалл рядом с кроватью и вглядывалась в него днем и ночью, пока Яго не было. Она знала, когда он добрался до Уэльса на одном из своих такси, как поднялся на холм к замку. Она видела, как леди Ирэн прятала от стыда лицо, когда он вошел в разрушенную башню.

Наконец он был на обратном пути в Ислингтон. Морвен уже знала, что он отвез ее мать в дом, где она выросла. Элегантная, аристократичная леди Ирэн теперь была в Грандже дояркой.

Морвен была удивлена, когда Яго вошел, держа в руках громоздкий пакет, завернутый в коричневую бумагу и перевязанный бечевкой, и сунул его ей в руки.

– Что это, Яго?

– Она сказала, что ты знаешь.

– О… – выдохнула Морвен. Она взяла пакет, чувствуя его вес, ощущая текстуру через бумагу. – О да, Яго. Хотя я с трудом могу поверить, что она отказалась от нее.

– Она сказала, что больше не хочет видеть эту штуку. Что это она ее погубила.

– Так вот что случилось. Папа́ нашел ее. Он знает.

– Боюсь, что да. Он вышвырнул ее прочь.

– А как насчет остальных? Он рассказал кому-нибудь еще? Отцу Пью?

Улыбка Яго исчезла.

– Милая, если бы священник знал, кем она была, ее ничто бы не спасло.

– Но ты спас ее.

– Сделал все, что мог.

– Спасибо, – тихо сказала Морвен.

Он отвернулся, смутившись.

– Я сделал это ради тебя, дочка.

– И я всегда буду тебе благодарна.

Больше они никогда об этом не говорили.

Прошло много месяцев, прежде чем Морвен осмелилась развязать бечевку на пакете, который Яго привез из Уэльса. Она спрятала кристалл подальше и гримуар положила рядом с ним. Они с Яго строили свою жизнь в Лондоне – новую, такую же, как у других людей. Обычных людей. Она больше не нуждалась в магии.

Морвен часто виделась с Давидом Селвином в Риджентс-парке. Они катались на лошадях, говорили о путешествиях, книгах и экспонатах в музее Виктории и Альберта. Они не упоминали ни ее родителей, ни его отца. Давид был единственным обществом для Морвен помимо молчаливой компании Яго. В дни, когда они должны были увидеться, ее походка становилась легче, а настроение – лучше. Без этих дневных встреч она была бы отчаянно одинока.

За день до кануна Ламмаса, сразу после своего восемнадцатого дня рождения, Морвен чувствовала себя беспокойно и была не в настроении. Она жаждала чего-то, но ей было трудно понять, чего именно. Возможно, общества других женщин. Кого-то, с кем она могла бы поговорить о том, что чувствовала, о чем мечтала, о вещах, которые было трудно как-то назвать, но которые тем не менее были реальны.

Чувство изолированности давило на нее. Она довольно сдержанно пожелала Яго спокойной ночи и отправилась в свою спальню, где переоделась в ночную рубашку и заплела на ночь волосы в косу, но тревога не проходила.

Она взглянула в зеркало над туалетным столиком и с содроганием увидела в нем лицо матери.

Ею овладела навязчивая мысль. Морвен сказала себе, что хочет увидеть мать, чтобы убедиться, что она в безопасности, что она здорова, но, разумеется, все было не так. Это кристалл соблазнял ее. Она чувствовала его зов, как будто кто-то завязал вокруг ее груди шелковый шнур и затягивал его.

Какое-то время Морвен боролась с желанием, стоя у окна и глядя на Чепел-маркет. Огоньки гасли один за другим, погружая улицу во тьму.

Наконец, пробормотав что-то, она сдалась и направилась к шкафу для одежды, где прятала камень и гримуар. Она вытащила и то и другое.

Под рукой не оказалось новой свечи, а чтобы достать ее, нужно было пробраться в кухню, а оттуда в кладовку, где хранились новые свечи. Осторожно, чтобы не разбудить Яго, она прокралась босиком через маленькую гостиную и кухню, а потом назад. Дверь спальни Яго была закрыта, и света под ней не было видно. Морвен осторожно закрыла свою дверь. Щелчок замка в тишине квартиры прозвучал гулко и заставил ее понервничать.

Морвен поставила свечу в подсвечник и побрызгала соленой водой вокруг маленького стола-тумбы, на котором покоились кристалл и гримуар. Когда она опустилась на колени возле стола и зажгла свечу, внутри кристалла мгновенно вспыхнули огоньки. Ее сердце подпрыгнуло в ответ, и она наклонилась, чтобы вглядеться в него, прошептав:

– Маман?

Но в крутящемся вихре искр показалась не леди Ирэн. Там был Давид.

На нем были костюм-визитка и перчатки, густые волосы расчесаны на пробор и уложены. Рядом с ним были люди в официальных дневных нарядах, но Морвен не смогла детально разглядеть никого, кроме одного человека.

Это была девушка – стройная, светловолосая и очень хорошенькая. Она опиралась на руку Давида, смеясь и глядя ему в глаза. Он тоже улыбался и, пока Морвен наблюдала за ними, несколько раз погладил ее руку в белоснежной перчатке, которая покоилась на его руке.

У Морвен внезапно заболело сердце, и она прижала руку к груди. А потом закрыла глаза, чтобы не видеть Давида – очаровательного, красивого Давида – с другой. Без сомнения, подходящей девушкой с семьей, приданым и именем, которым можно гордиться. До этого момента Морвен не до конца осознавала, что всегда думала о нем как о своем Давиде. Он был ее особенным другом, даже возлюбленным. Если это было тем, что называется любовью – эта боль, этот страх, – она хотела бы никогда не узнать, что это такое.

Морвен отступила и опустила руки.

– Зачем? – прошептала она в освещенной свечами комнате. – Зачем показывать мне это? Если Давид кого-то встретил, я ничего не могу с этим поделать!

Но, говоря так, она знала, что это неправда. Она не была обычной девушкой. Она была дочерью своей матери, и она была ведьмой. В гримуаре должно быть что-то, какое-то средство, скрывающееся под потрескавшейся обложкой. Ее мать приготовила зелье, которому Яго не смог противостоять. Ее дочь могла сделать то же самое. Инструкции находились в заметках одной из прародительниц, ожидая, чтобы их нашли и применили.

Какое-то время Морвен сражалась со своей совестью. Конечно, зелье не заставило Яго полюбить леди Ирэн, но ее собственная мотивация была совершенно не такая, как у матери. Она будет действовать исходя из любви, а не амбиций! И использует зелье только для того, чтобы поддержать то, что уже существовало между ними…

Пока эти мысли вертелись у Морвен в голове, ее руки были уже заняты бечевкой. Они разгладили жесткую коричневую бумагу и открыли старинную книгу в кожаной обложке, бережно касаясь запятнанных и темнеющих страниц. В некоторых местах чернила выцвели так сильно, что написанный текст, о чем бы он ни был, оказался утрачен навсегда. В других местах он размылся, так что Морвен приходилось подсвечивать лампой, чтобы прочесть его. Все, как и говорила леди Ирэн, было написано на старофранцузском языке. Морвен потребовались бы часы, возможно дни, чтобы расшифровать текст.