Современный идеал цивилизации, столь убедительно описанный в трудах Гоббса, состоит в том, что каждый имеет право на жизнь и безопасность. Он всегда подразумевал исключение (колонизованных и порабощенных стран, не говоря уж о не человеческих жизнях), но сегодня такая цивилизованность больше рискует быть брошенной, нежели расширенной. Мы живем во времена, когда продолжительность жизни в бедных регионах (многие из которых, стоит заметить, встали на сторону популистов правого крыла) падает, но при этом миллиардеры Кремниевой долины ярко спекулируют и делают финансовые вложения в разработку инноваций, способных продлевать человеческую жизнь. Это уже не просто экономическое неравенство. Это экзистенциальное неравенство, которое является движущей силой политических конфликтов обитаемой нами эпохи.

Там, где жизнь не получает адекватной поддержки по медицинской и научной части, наличествуют широкие возможности для неких сил явиться и предложить помощь в более глубоком этическом и метафизическом смысле, при этом обещая исключительные формы защиты. Идеи национального единства и общности имеют важные материальные стороны и не могут быть поняты только на уровне фактов. Современный национализм тесно связан с такими проблемами, как физические страдания, старение, хронические болезни и ощущение полного отсутствия смысла, в ином случае они находят отдушину в зависимости и саморазрушении, посредством которых можно достичь хотя бы слабого чувства значимости и личного контроля. Нужда в насилии часто является искажением потребности в безопасности. Пока переживания по поводу болезней и смертности продолжают разделять нас, как это происходит сегодня, политику так и будут сотрясать силы, которые кажутся «иррациональными», в том числе национализм. Изменить это сумеет только какой-то новый, всеобъемлющий подход к обеспечению здравоохранения.

Тем временем политика тоже становится все больше организована вокруг жизненно необходимых потребностей и нужд, относящихся к вопросам жизни и смерти. Движение «Black Lives Matter» демонстрирует пример политических явлений, которые, вероятно, будут доминировать в XXI веке, нацеленных на обличение неравенства в защите жизни как таковой. Основная претензия «Black Lives Matter» брутально проста: американский Левиафан не справляется со своей задачей защищать все жизни одинаково. Приумножение числа и масштабов подобных политических требований в ближайшие годы почти неизбежно, особенно в условиях учащения массовых миграций из-за изменений климата. Для того, чтобы политизироваться, угрозе жизни необязательно быть такой явной, как в случае с «Black Lives Matter». «The Missing Migrants Project» ставил своей целью посчитать количество мигрантов, которые погибли или пропали без вести во время миграции, изначально в ответ на разрастающийся гуманитарный кризис, связанный с потоплением лодок в Средиземном море. Применительно к ретроспективе, согласно оценкам проекта за период 1997–2017 годов, в ходе миграций пропало 60 000 человек.

Можно представить себе более широкие меры безопасности, призванные снизить эти риски, но подобные действия вероятнее всего помогут богатым странам, желающим держать мигрантов подальше. В противовес этому, признание общей и равной человечности является куда более захватывающим этическим и политическим требованием. Так или иначе, именно оно будет становиться все более насущным в ближайшие десятилетия, особенно в условиях сокращения на планете пригодных для обитания территорий. Вопрос в том, могут ли разрозненные движения, основанные вокруг требования равных прав на жизнь и безопасность, объединить усилия, и до какой степени. Оно могло бы стать стимулом для иного варианта популизма на Западе, построенного на искреннем признании, что множество маргинализированных групп населения страдают от текущей модели прогресса морально и физически. Оказавшись лицом к лицу со свидетельствами, какой ущерб экономические проблемы и нищета причиняют общественному здоровью, американский эксперт по здравоохранению Тед Шрекер предположил, что новый популизм может организоваться вокруг просто крика: «Стойте, вы убиваете нас!»[227] Первым шагом к предотвращению ущерба является простое его признание.

На фоне таких шагов становится сложно продолжать верить в оставшееся от эпохи Просвещения видение человечества, осваивающего возможности современных науки и техники с целью движения вперед, как объединившихся существ одного вида. Последствия современных науки и техники включают в себя самые большие из угрожающих нам сегодня опасностей. И впредь продолжат существовать ультрапривилегированные элиты, которые будут стремиться (и в основном добиваться) к накоплению ресурсов и плодов научного прогресса в форме лучшей защиты себя от стихийных бедствий, изоляции от политических потрясений и более долгой, здоровой жизни. Новое поколение высокотехнологичных предпринимателей-наполеонов исполнит свои мечты прожить по 150 или 200 лет, а то и дольше. Возможно, эти «основатели» построят империи, которые их переживут. Кто-то сможет ухитриться колонизировать Марс, как и должны, согласно Илону Маску. Если это и есть будущее прогресса, то оно не может быть чем-то положительным для большинства людей, и главным стимулом человека будет бегство от судьбы, ожидающей всех остальных. Либертарианская мечта в итоге сводится к размежеванию социального и научного прогресса.

На что похожа надежда после ее отделения от некого постоянно движущегося предела технологического контроля над природой и все большей продолжительности жизни меньшинства? С точки зрения разума националиста, прогресс значит лишь приумножение вещей: дольше жизнь, больше благосостояния, больше удовольствий. Подобный идеал требует от нас холодного, неэмоционального взгляда на историю – как объективно лучше дела обстоят сейчас, чем в прошлом. Но страх, боль и досада никогда не были полностью побеждены, равно как и не получится их замолчать в долгосрочной перспективе. В данный момент, когда эти силы, по-видимому, вновь вторглись в нашу политику, у нас есть возможность прислушаться к таким свойствам человеческой природы и понять их, чем либо иметь больше фактов с одной стороны, либо больше лжи с другой.

Идея данной книги родилась из беседы с моим агентом Каролиной Саттон, чей энтузиазм и поддержка с тех пор оставались бесценны на каждом шаге. Я бы хотел поблагодарить ее и ее коллег в «Curtis Brown» за всю работу, проделанную ими, чтобы дать этой книге жизнь. Мне посчастливилось работать с великолепным редактором Беа Хемминг из издательства «Jonathan Cape», чье общее видение этой книги и суждение оставались неизменны на протяжении всего процесса и которая проявила достойную уважения веру в то, что из всего этого выйдет. Мой второй редактор, Том Майер из «Norton», сыграл критически важную роль, помогая мне определить ключевые нити моих рассуждений, и уговорил меня никогда больше не использовать слово «decimate» (если только не в прямом смысле). Я хочу поблагодарить обоих за их тяжелый труд и неутомимую преданность этой книге.

Эта книга писалась на протяжении 2017 года, захватив начало 2018 года, в основном в кафе Восточного Лондона, в частности «Husk», «Muxima» и «Poplar Union», а также в Британской библиотеке. Я хотел бы выразить благодарность всему персоналу данных заведений за их вежливость, гостеприимство и предоставление пространства, в котором может вестись неторопливая писательская работа.