и отталкивает разнородное, причем этот закон относится не только к миру элементарному, но распространяется и на высшие миры. Учение о взаимной симпатии и антипатии вещей, игравшее уже немалую роль в философии неоплатоников, возведено было Агриппой в степень общего закона природы и более двух столетий служило ключом для объяснения всех явлений, о которых не могли себе составить точного понятия иным путем. Конечно, Агриппе не удалось убедить всех, особенно духовенство, в том, что сущность магии состоит в пользовании силами природы; однако, может быть, и помимо своего желания он сделался родоначальником новой науки, нашедшей после него повсеместно множество последователей и получившей название натуральной магии. Он не отличался чрезмерной разборчивостью по отношению к фактам, которыми пользовался для доказательства своего всеобщего закона симпатий и антипатий. Все, что можно было найти у древних, например в «Естественной истории» Плиния Старшего, о чудесных свойствах камней, растений и животных, он принимал беспрекословно, добавляя еще много своего, заимствованного из предрассудков того времени. Из материала, послужившего ему для обоснования упомянутого закона, очень многое, конечно, должно быть отнесено к области басен, но многое было выводом верных, только неправильно истолкованных наблюдений. Однако ни Агриппа, ни его ближайшие последователи не были в состоянии произвести научную сортировку материала, так что все это, взятое вместе, составило фундамент новой науки – magia naturalis, то есть учения о магических силах вещей в природе.

Эта наука получила особое значение, когда основные положения ее – правда, с некоторыми изменениями – были введены в сферу врачебного искусства Парацельсом. Несколько позже Джамбаттиста делла Порта дал ей окончательную обработку и образовал из нее самостоятельную науку. Делла Порта очень тщательно придерживается теорий Агриппы и цитирует те же басни, но прибавляет к ним множество физических опытов, истолковывая их совершенно правильно, так что область симпатий и антипатий у него является значительно урезанной. Но все же еще через столетие даже такой человек, как Галилей, не был окончательно свободен от влияния этих воззрений. На основании некоторых опытов он начал сомневаться в правильности одной из многочисленных «антипатий природы» – horror vacui – боязни пустоты, – но не дожил до того времени, когда это фантастическое объяснение было заменено исследованием истинных причин явления. В его эпоху симпатические средства занимали выдающееся место в медицине. Впоследствии, по мере роста научных сведений, исследователи природы начали мало-помалу выделять басни и заменять их фактами, открытыми при помощи точных опытов. Таким образом натуральная магия постепенно в XVII и XVIII веках превращается в прикладную физику и химию и составляет переходную ступень от старых магических наук к современным естественным. Следуя за ее развитием, мы получаем весьма точную картину того, как вера в магические силы исчезает перед растущим знанием законов природы. Поэтому нам следует присмотреться к этой науке поближе и прояснить на нескольких примерах, каким образом Агриппа доказывает свой закон о симпатиях и антипатиях.

«Взаимодействие вещей часто проявляется наподобие дружбы и вражды; из стихий, например, огонь враждебен воде, а земля – воздуху. Между минералами, растениями и животными также замечаются подобные наклонности. Магнит с особенной силой действует на железо, изумруд – на богатство и здоровье, яшма – на рождение, агат – на красноречие. Точно так же нефть притягивает огонь, который тотчас на нее перескакивает, как только они встретятся. Такая же наклонность существует между мужской и женской пальмами: они сплетаются между собой, и без мужской женская не дает плодов. Миндальное дерево также менее плодоносно, если стоит в одиночестве. Между растениями и животными и у животных между собой установлены такие же отношения. Кошка радуется, видя мальву, и трется об нее; говорят, что таким образом она может забеременеть без кота. Многие животные имеют инстинктивные сведения о целебном искусстве. Когда черепаха бывает укушена ядовитым животным, она ищет шалфей и трет об него раненое место, чтобы предохранить себя от яда. Когда у льва лихорадка, он исцеляет себя, поев мяса обезьяны. Что трава стрелолистник годится для извлечения стрел, мы узнали от оленей, которые, будучи поражены стрелой, едят корень этого растения, и стрела выходит наружу. То же делают козы на острове Крит. Если слон проглотит хамелеона, то он лечится, поедая листья дикого масличного дерева.

В противоположность таким дружеским отношениям мы находим в природе много вражды, как бы естественную ненависть, неодолимое отвращение, в силу которого одна вещь убегает от другой, противоположной, и отталкивает ее от себя. Так, сапфир отталкивает чумные бубоны, лихорадку и глазные болезни; аметист действует против пьянства, яхонт против кровотечения и злых духов, изумруд против недостатка целомудрия, агат против яда, кораллы против ложных видений и страданий желудка, топаз против таких страстей, как скупость, пьянство, любострастие и т. п. Огурец в высшей степени ненавидит масло, так что сгибается в виде крючка, чтобы не прикоснуться к нему. Алмаз ненавидит магнит, так что последний теряет способность притягивать железо, если рядом положить алмаз. Среди зверей мышь и ласка взаимно ненавидят друг друга, так что мыши не трогают сыр, при приготовлении которого вместо фермента был употреблен мозг ласки. Пантера боится гиены; пантеровая шкура теряет все волосы, если ее повесить против шкуры гиены. То же бывает и с овцами: если повесить волчью шкуру в овчарне, то овцы делаются печальными и перестают есть от чрезмерного ужаса».

Достаточно этого отрывка, чтобы понять, какого рода басни пользовались полным доверием у тогдашних ученых и заставляли тратить немало времени для приведения их в систему. После всего сказанного мы легче поймем странную мысль, положенную Парацельсом в основу его магической медицины.

Парацельс и магическая медицина

Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм (Парацельс) родился в 1493 году в небольшой деревушке возле Цюриха. Он принадлежал к древней, славной швабской семье и был очень тщательно воспитан своим отцом, преподавшим ему уже в молодости алхимию, хирургию и медицину. В возрасте 16 лет он уже поступил в университет в Базеле, но, по-видимому, не имел достаточно спокойствия и настойчивости, чтобы основательно пройти университетский курс, неудобные последствия чего ему не раз пришлось испытать позднее. Через несколько лет он попал в Вюрцбург, к аббату Тритгейму, который посвятил его во все тайные науки. По рекомендации последнего он был принят в лабораторию богатого алхимика Фуггера, сообщившего ему все тайны химии.

О последующих 12 годах его жизни известно очень мало; он путешествовал, но сведения о местах, где он был, очень сбивчивы. Одно – впрочем, весьма недостоверное – сказание утверждает, что он побывал в Азии и в Африке и даже некоторое