Всякие маневры подобного рода подвержены риску случайной неудачи, и одно такое неожиданное вмешательство едва не сорвало сделку. Возвращаясь со встречи с Даллесом в Швейцарии, Вольф с охраной попал в засаду, устроенную итальянскими партизанами у местечка под названием Черноббио. Вольф позвонил Вейбелю в Берне, обратившись за помощью. Вейбель предупредил Геро Геверница, бросившегося в Кьяссо, где встретился с Дональдом (Скотти) Джонсом, офицером по связи с итальянскими партизанами из УСС. Геверниц поручил Джонсу спасти Вольфа, и американский секретный агент отправился на помощь немецкому генералу, которому угрожали бойцы итальянского Сопротивления. Джонс добрался до виллы, где прятали Вольфа, вызволил его и переправил в безопасное место, и удалось ему это только потому, что партизаны прекрасно знали и доверяли «амико Скотти».

Наконец 27 апреля, то есть через три месяца после первой попытки Циммера связаться с союзниками, два уполномоченных Фитингофом и Вольфом представителя германского Верховного командования в Италии вылетели к Александеру в Казерту и подписали документ о прекращении военных действий. Этот документ был доставлен в Больцано, где Фитингоф и Вольф должны были его ратифицировать, но в это время к ним прибыл нежданный гость — гаулейтер Франц Гофер из Австрии, человек, которому была поручена организация мифического редута в Австрийских Альпах. Гофер немедленно донес об обстановке Гиммлеру и Кессельрингу.

В то время как Даллес в Берне и Александер в Казерте ждали сообщения о том, что война в Италии окончена, в германском Верховном командовании с новой силой разгорелась борьба. Кессельринг срочно вернулся в Италию, принял на себя командование и приказал арестовать Фитингофа и Вольфа. Однако приказы Кессельринга не были выполнены. Вольф отказался подчиниться. В 10 часов вечера 1 мая германским войскам в Италии был отдан приказ прекратить огонь. В 11 часов вечера германское радио сообщило, что Гитлер мертв, но Кессельринг все еще отказывался дать санкцию на капитуляцию войск в Италии. Наконец в 4 часа 30 минут утра он уступил и согласился на капитуляцию.

Через семь с половиной часов война в Италии была прекращена, мир был куплен бесконечно малой ценой не кровью, а потом большого мужчины в мятом твидовом костюме. Даллес своими действиями доказал, что секретная служба, играющая в войне такую большую роль, способна создавать из хаоса и смятения мир, умело используя заговоры в лагере противника. Таков был главный урок из операции, проведенной Даллесом, урок, которым мы пренебрегли 20 июля 1944 года в Германии и который мы, к прискорбию, недоучли летом 1945 года в Японии.

Утром 8 мая 1945 года президент Гарри Трумэн пригласил журналистов в свой кабинет в Белом доме для официального объявления о капитуляции Германии. Зачитав своим монотонным голосом с южным акцентом радостную новость, он сам раздал журналистам размноженное на ротаторе «воззвание к Японии», с призывом к ее немедленному освобождению.

В воззвании говорилось:

«Нацистская Германия разгромлена.

Японский народ ощутил мощь наших наземных, воздушных и морских атак. И пока руководство и вооруженные силы страны продолжают войну, поражающая мощь и интенсивность наших ударов будет постоянно нарастать и приведет к полному разрушению промышленного производства Японии, ее судоходства и всего, что поддерживает ее военные усилия.

Чем дольше продлится война, тем больше бессмысленных страданий и трудностей предстоит претерпеть японскому народу. Наши удары не прекратятся до тех пор, пока японские сухопутные и военно-морские силы не сложат оружие в безоговорочной капитуляции.

Что означает безоговорочная капитуляция вооруженных сил для японского народа?

Она означает конец войны!

Она означает конец господства военных, приведших Японию на грань сегодняшней катастрофы.

Она означает возможность солдатам и матросам вернуться к своим семьям, к своим полям, к своей работе.

Она означает прекращение сегодняшней агонии и страданий японского народа в тщетной надежде на победу.

Безоговорочная капитуляция не означает уничтожения или порабощения японского народа».

Сидя перед радиоприемником в своем кабинете в строго охраняемом здании с ограниченным доступом, я слушал чтение этого воззвания с комом в горле, ведь текст, только что прочитанный президентом, был написан мною. И это был первый залп в последней крупной разведывательной операции Второй мировой войны, результат трехлетних шагов на ощупь к цели.

В Управлении военно-морской разведки в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, я работал в составе небольшой группы, перед которой поставили большую задачу — принудить Японию к капитуляции невоенными средствами, или, как формулировал наш главный приказ, оперативная директива 1-45: «Сделать излишней высадку десанта с боем на Японских островах, путем ослабления воли Верховного командования добиться прекращения боевых действий и подписания безоговорочной капитуляции с минимально возможными потерями с нашей стороны для досрочного окончания войны».

Начинание было сумасбродное. На необъятных просторах Тихого океана за победу сражались сотни тысяч мужчин. А здесь, в Вашингтоне, ту же задачу пытались решить всего десять человек. Это был Ор-16-W, специальный военный отдел Управления военно-морской разведки, оперативно-разведывательное спецподразделение, занимавшееся преимущественно психологической войной и рядом других спецопераций, раскрывать которые я по-прежнему не имею права.

Отдел Ор-16-W сформировали в 1942 году, всего несколько месяцев спустя после Пёрл-Харбора, приблудное дитя одного из самых необычных офицеров ВМС США, лейтенант-коммандера Сесила Генри Коггинса, военно-морского хирурга, на службе в военно-медицинском управлении специализировавшегося на акушерстве. Однако большую часть времени он уходил на спецзадания, занимаясь разного рода разведывательными операциями. Доктор Коггинс, худощавый, стриженный по уставу, узкоглазый, лишенный чувства юмора человек безграничной энергии и энтузиазма и, как и Аллен Даллес, маэстро шпионажа.

В начале 1942 года доктор Коггинс случайно прочел мою книгу «Немецкая психологическая война», решил стать первопроходцем психологической войны на флоте. Ему виделось применение такого рода атак на вражеские военно-морские силы, которые вместо принуждения оружием использовали убеждение и, как он любил выражаться, парализовали пальцы, нажимающие на спусковой крючок.

Впервые я встретил Коггинса в августе 1942 года, когда он без предупреждения зашел ко мне в Нью-Йорке в Комитет по национальной морали, где я работал руководителем исследовательской группы. Он представился, присел к моему столу и с энтузиазмом нарисовал передо мной тщательно продуманный план, к реализации которого он уже приступил, по организации в военно-морской разведке отдела психологической войны. Он пригласил меня его возглавить и стать генератором идей и руководителем исследований. Я сказал ему, что не надеюсь быть принятым в Управление военно-морской разведки, поскольку я все еще гражданин Венгрии и прожил в США менее 5 лет. Более того, маленькая Венгрия сочла возможным объявить Соединенным Штатам войну, и у меня был статус подданного неприятельского государства.