– Дайте мне ректора.

– А кто говорит?

– Заместитель шефа полиции.

Ректор мгновенно оказался у аппарата.

– Господин ректор, профессор Фаррагус курит сигареты?

– Да… а в чем…

– Ол райт!

Раутон повесил трубку и вернулся к мороженому. Оно уже растаяло, поэтому он его просто выпил.

– Сделайте еще фисташкового и положите сверху клубнику.

Так, спички у профессора есть. Но этого мало, ему еще понадобится свеча. Раутон посмотрел на часы:

– Сейчас начало третьего… у меня еще масса времени.

Он съел мороженое, заплатил, чувствуя в области желудка нечто вроде сенсации, словно там появился маленький альпийский ледник, и направился в сторону здания университета. Относительно молодой возраст избавлял его от постоянных остановок и проверки документов. Весь город был оккупирован полицейскими. Уже появились первые, доверху загруженные баулами и чемоданами автомобили беглецов. Движение на улице с минуты на минуту становилось все более интенсивным.

«Нужно спешить, а то магазины закроются», – подумал шустрый репортер и пустился типичным для него спринтом в направлении университетского района.

По дороге он посетил десяток магазинов, спрашивая, не покупал ли там два часа назад свечи высокий сутулый старик.

Уже в седьмом ему ответили, что там побывал похожий клиент. Но осторожный репортер не удовлетворился этим и обошел еще три необследованных магазина, находившихся поблизости. В десятом тоже был какой-то старик. Вялая продавщица не смогла его толково описать.

– Он был седой? У него была бородавка на левой щеке? Бледный? Глаза водянистые? – сыпал репортер как из автомата.

– Да… да… не помню, – отвечала рыжеватая женщина, заливаясь слезами.

– Куда он пошел? – спросил репортер, совершенно не надеясь, что эта глупая баба что-то знает.

– Этот старик? Не знаю. Он спросил меня, где тут поблизости книжный магазин.

«Магазин, магазин? Зачем ему теперь книжный магазин? Гомера хочет перед смертью почитать, что ли? А может, купить молитвенник?» – размышлял репортер и при этом думал так интенсивно, что у него гудело в голове.

– Телефон у вас есть? – спросил он наконец.

– Вон там.

Репортер уже вложил палец в телефонный диск.

– Алло, это доктор Грей? Хорошо, что я вас нашел. С вами говорит профессор Хампти из Техаса. Уважаемый коллега, я прилетел по делу этого рокового генетона. Что? Да. Скажите мне, как выглядела та трубка, в которой старик… то есть профессор Фаррагус хранил этот порошок. Что? Да, это важно. Ага… стеклянная… а какого размера? А, хорошо. А какого цвета был этот порошок? Абсолютно белый? Благодарю вас.

Теперь Грей начал что-то быстро говорить.

– К сожалению, я не смогу увидеться с вами, коллега, – сказал Раутон. – Я сам потрясен. Но мои пожилые годы… нет, нет.

Удивленная лавочница вытаращила глаза на репортера, который не обратил на это ни малейшего внимания.

– Дайте мне немножечко соли, – сказал он, – заверните в бумажку. Этого достаточно, хорошо.

Он бросил монетку и вышел, но тотчас вернулся.

– Так где этот ближайший магазин?

– Третий дом за углом.

– А аптека тут есть поблизости?

– На следующей улице.

Репортер купил два пакетика жевательной резинки и отправился на поиски книжного магазина. Однако он чувствовал себя слишком «гражданским», поэтому по дороге заскочил в маленькую лавку, где за двенадцать центов приобрел значок Клуба курильщиков. Это был позолоченный, жутко блестящий эмалированный диск, который он счел подходящим для его целей. Прицепил его к внутренней стороне лацкана и пошел в книжный магазин.

– Заходил сюда высокий сгорбленный старик два часа назад, так?

Высокий, веснушчатый и уже начинающий лысеть юноша за прилавком не спешил с ответом.

– А вам зачем?

– Быстро отвечайте, у меня нет времени.

Репортер так нахально выставил челюсть, что худощавый рыжий человек ответил:

– Ищете дядю? Так спросите тетю.

Репортер напыжился и слегка отвернул лацкан. Сверкнул золотом значок.

– Вы будете отвечать, или мне применить другие средства?

– Был такой старик, – очень охотно ответил субъект.

– Что он купил?

– План города.

«Теперь я такой же мудрый, как и начальник полиции, – подумал Раутон. – То, что он в городе, а не в деревне, я знал и раньше».

– Он хотел купить еще что-то? – спросил он по внезапному наитию.

– Да, план побережья, но у нас его не было.

Репортер величественно поднял вверх палец.

– Молодой человек, – сказал он, – желаю, чтобы у тебя выросло на голове много новых волос: отчизна может тобой гордиться!

И выскочил на улицу.

В аптеке он не задержался надолго. Купил там маленькую стеклянную пробирку с крышкой и, всыпав в нее один грамм соли, остаток вместе с бумажкой выбросил в ближайшую урну.

– А теперь начинаем действовать, – сказал он и пошел прямо в порт.

«Что бы я сделал, если бы собирался устроить конец света? – размышлял он. – Конечно, первым делом выпустил бы два чрезвычайных издания. Но у этого профессора на такое не хватит изобретательности».

Он был уже рядом с портом. Пришлось пройти через кордон полиции. В доках было огромное движение: люди, навьюченные чемоданами и пакетами, бегали в разные стороны. Выли сирены, от малого, бокового мола отходили две частные яхты.

«Миллионеры драпают, – подумал репортер. – Надеются, что вода им поможет».

Он медленно шел вдоль берега под большими башнями кранов, наконец уперся в стену портовых складов.

«Если бы я был Фаррагусом, – размышлял он, – то сказал бы себе: старина, здесь слишком много людей, они не дадут спокойно зажечь свечу. И что дальше? Может быть, у профессора есть какая-нибудь лодка или моторка? Нет, это плохая идея, – сказал он сам себе, – в качающейся лодке неудобно устраивать конец света. Что бы там ни было, для этого необходим хоть какой-то уровень комфорта, по крайней мере нужно одиночество. Где тут можно остаться в одиночестве?»

Он посмотрел на часы. Было семь тридцать. Время поджимало, но умные мысли приходили ему в голову обычно в последние минуты. Паника в порту увеличивалась. Отходили от берега перегруженные баржи, многие люди на малых суденышках убегали в открытое море. К счастью, оно было совершенно спокойным. Один за другим загорались сигнальные огни, разноцветные и яркие; вдали над городом горело зарево от электрического освещения. Небо было темно-голубым.