однобоки, прямолинейны и склонны целиком полагаться на свои донумы. Я так никогда не полагалась. Как я уже говорила, и помимо донумов есть столько возможностей, если открыть глаза! Зелья. Иные миры. Мне нужна была подходящая душа из другого мира, и её добыла — вы даже внешне очень похожи, это важно. Нашла тебя. Разозлила и напугала — в таком состоянии всё прошло проще. Дала время освоиться, посмеялась над беспомощностью этих идиотов вокруг. И вдруг — ты исчезла, ты украла не только тело Агнессы, но и частичку моего дара! А потом они отправили тебя на казнь, немыслимый бред оскорбленного мужского самолюбия, ущемлённого какой-то безродной девицей. Эта иссайка Агнесса сильнее их всех вместе взятых. Даже теперь, когда её душа либо разорвана в клочья, либо зависла в междумирьи, она не даёт мне…

"Всё просто" — продолжало стучать в моей голове, и с каждым стуком давление нарастало, а тьма рассеивалась. Губы, жёсткие, сухие, как подошвы старых кроссовок, шевельнулись, разомкнулись:

— Лирта Сириш… Вам надо было убить её, верно? Всё… просто. Но зачем? Почему? Вам нужен был убийца, которого никогда не свяжут с вами, вот и всё. Столько сложностей из-за одной смерти. Агнесса… не знала, что во флигеле кто-то будет, вы сказали ей, что никого… Но лирта Сириш — была. Фелинос не при чем, вы просили Агнессу… — память выплеснулась внутри ворохом хлопающих, как вороньи крылья, страниц воспоминаний. — Просили забрать книгу, а она столкнулась со служительницей, и сама не поняла, почему схватила тот подсвечник… маленькое внушение, о котором не узнал верховный жрец, тот, кто мог заставить всех сказать правду, кроме Агнессы, а та и правду не знала, и выдать воспоминания не могла. Когда появилась я, лирт Веритос уже ничему не верил и в воспоминаниях не копался. Лирта Сириш? Но зачем?

Тогда, увиденная мельком в воспоминаниях Агнессы, перепуганной, напряженной, служительница показалась мне немолодой, но сейчас я понимала, что ей едва ли исполнилось сорок, а вероятнее всего, было тридцать с небольшим. Обычная женщина, обычное лицо… Я уставилась на замершую рядом Верховную, сравнивая черты.

— Дочь? — предположила я, вспомнив свои измышления о себе и жреце. — Дочь, которая вдруг узнала о родстве, недопустимом для Верховной жрицы, и принялась шантажировать вас? Угрожать? Но сами пачкать руки и гневить свою богиню не желали?

Рябь морщин застыла, и лицо жрицы застыло, словно сломанная глиняная маска.

— Ты всё равно умрёшь, ты уже мертва, — сказала она, как-то устало. — Раньше этого мира или вместе с ним — не всё ли равно? Ты тоже не знаешь, где фелинос. Ты бесполезна.

И она вдруг толкнула меня в бок обеими руками, да так, что я, только-только начавшая ощущать свои несчастные конечности, свалилась с каменного алтаря и покатилась колбаской по полу. Движение это продолжалось недолго: тугие волокна пространства раздвинулись, разомкнулись и вытолкнули меня прочь из каменного храма. Желудок подскочил к горлу.

…возможно, лирта Хорренда не собиралась меня убивать, последовательно, хоть и извращённо воплощая в жизнь идеи о соблюдении завета Тираты, похожего на подредактированное "Не убий" (если только тот, кого ты убиваешь, не сделал ничего плохого, например, не пырнул ножом изменника мужа или некачественно выполнил королевскую задачу — тогда можно). Возможно, жрица просто собиралась перенести меня на тот пляж, откуда похитила — и промахнулась на сотню декад метров. Я вывалилась не на сырой песок, а словно взмыла над морем — этакая хрипло голосящая чайка с онемевшими слабыми крыльями.

А потом я рухнула прямо в солёные волны, бирюзовые, как и волосы несчастной Агнессы.

Глава 61

Плавать я умею.

В бассейне. По-лягушачьи, брассом.

Ну, в смысле, не только в бассейне, конечно же, но я никогда не плавала в бурном диком море, по словам Марта, полном каких-то ядовитых, плотоядных, жутких существ, из-за которых даже местные-то жители не рискуют сюда соваться, а пляжи почти пустынны.

А если учесть, что руки и ноги после хмыровой отравы не в меру талантливой хмыровой Верховной ведьмы двигаются с огромным трудом…

Единая, сейчас я нахлебаюсь воды и пойду ко дну! И пусть я мёртвая, но это, знаете ли, две большие разницы: ходить мёртвой по суше или лежать на дне иномирного океана, постепенно разбухая от воды. И никто не говорил, что местная подводная жуть — гипотетические исполинские акулы, гигантские спруты, кровожадные рачки и кто там ещё — побрезгуют падалью. Меня будут поедать, а я, возможно, ещё и понаблюдаю за процессом!

Я судорожно забилась, стараясь не вдыхать воду, стряхнуть предательское оцепенение тела и удержаться на поверхности, а волны подбрасывали меня, как мячик. Бедное моё тело, что ж ему так не везёт! Берега не видно, Луава немилосердно слепит глаза, над головой — небо, и только в этом, пожалуй, я могу быть уверена на все сто процентов. В какой-то момент собственная рука показалась мне чем-то чужим, то ли змеёй, то ли муреной, и тогда я заорала — на море, на небо, на себя и всех остальных, так, как не орала, пожалуй, никогда. Будь они все прокляты!

И вдруг… дикие американские горки волн вдруг присмирели, словно кто-то выключил невидимый волнообразующий механизм, а руки, напротив, стали относительно дееспособны. Я замолотила ладонями по невероятно гладкой водной поверхности — словно секунду назад и не было никакого шторма! Даже море тут какое-то… ненормальное. Неужто Тирата и впрямь услышала, и всё, что было нужно — просто до неё докричаться?! Принялась грести, сперва не понимая, в каком направлении нужно двигаться, а потом всё же увидела узкую золотистую полосу берега вдалеке. Может, всё же удастся выйти и из этого приключения, ну, если не живой — какая ирония! — то хотя бы относительно целой? Конечно, безумная жрица права — так или иначе, осталось мне недолго. Но если я не могу повлиять на сам факт собственной смерти, по крайне мере, постараюсь поучаствовать в выборе её места и прочих обстоятельств.

Вода полностью успокоилась, отстоялась, чистейшая, прозрачная, как стекло, у поверхности и пугающе тёмная ниже. Кто его знает, какая тут глубина… судя по всему, не маленькая. Так, не будем концентрироваться на неведомом и страшном, тем более, что изменить ничего не получится. Глубина иномирного океана от меня сейчас никак не зависит, а значит, надо думать не о ней, а только о береге, приближающимся с каждым рывком. Почему я так медленно плаваю! Не человек, а топор с ножками и ручками, честное слово. Вернусь на землю — снова запишусь