Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Легко сказать.
Снова и снова перед моими глазами мелькал этот допотопный театр теней. Его тень. Её тень. И их слияние. Я уткнулась лицом в пыльную ткань музейного стеллажа, прикусила зубами.
Тело не болит, не кровоточит, тело мертво.
А мне — больно. Очень.
* * *
Дверь была заперта, и я помянула хмыру и прочих безымянных сакралей. В окно мне не пролезть, да и падать совершенно не хочется. Но и сидеть здесь, ожидая у моря погоды — глупее не придумаешь. Несмотря на то, что денег у меня нет, ни одного магрика, я хотела бы пойти в какую-нибудь таверну и злостно напиться. А потом — по обстоятельствам. Телепортироваться в свой мир, а если не получится — эпично сдаться. Может быть, даже добиться свидания с Лиграном и рассказать ему о том, что милая маленькая лавочница с бирюзовыми волосами вовсе не стала заниматься проституцией, а пошла на этот шаг от отчаяния и безысходности. Не знаю, зачем, но во имя Агнессы я должна это сделать. И про жрицу расскажу, тоже мне, детоубийца, живущая по заветам богини, вот кого давно ждёт камера смертников в Винзоре.
Уходи красиво — как-то так. Именно это мне и остаётся — уйти красиво. Не худший вариант.
…интересно, а есть ли в Магре газеты? Может, стоит найти журналистов?
Всё, что угодно, лишь бы не думать об этом лохматом сластолюбивом извращенце, уложившем в постель собственную сестру и ещё половину здешнего мира в придачу! Его опыт и врожденный талант чувствовались даже в моём мёртвом состоянии — от таких поцелуев ноги подкашиваются…
Стоп, Камилла. Ты поразительно непоследовательна и возмутительно небрезглива. Пошла вон отсюда, а дальше по плану: напиться, попасть в тюрьму, вытребовать Лиграна, сделать шокирующие разоблачительные заявления, послать весь этот мир к хмыре.
Снова на автомате дёрнула ручку — и музейная дверь вдруг открылась, а я оказалась лицом к лицу с кем-то, чуть ниже меня ростом, заоравшим душераздирающим фальцетом:
— А-а-а-а!
— Не орите, — выдавила я, хотя если бы моё сердце билось, то, вероятно, уже покрошило бы рёбра в труху. — Всё в порядке, ну, спокойно!
Мужчина — а это явно был мужчина — заткнулся так же резко, как и завизжал, толкнул меня в плечо, заставляя отступить к зелёному лучу Стилуса, сочащемуся из трещины в потолке.
— Лирт Асверус, это я, Камилла! — надеюсь, в полумраке не видно, какая у меня перекошенная неестественная улыбка.
— Ты чего здесь делаешь, лирта? — изумился дедок. — Совсем хмыра мозги проела?!
— Я… — я споткнулась, а потом плюнула на всё мысленно и сказала, как есть. — У меня непослушный донум, лирт. Я перемещаюсь в пространстве и плохо это контролирую, особенно если переживаю. Простите меня. Не хотела вас будить и отвлекать.
— Донум, говоришь? — сухие мозолистые пальцы ухватили меня за кисть, ощупали выступившие когти.
— Не верите — сдайте меня королевской полиции.
В случае чего придётся пропустить этап с попойкой, всё равно это — просто символ разбитого глупого сердца, алкоголь на мою плоть не подействует.
Лирт Асверус вдруг хмыкнул.
— Не нашла Мартена, девочка?
— Нашла, — бесцветно сказала я. — Нашла, но…
Слёз нет. Нет слёз, нет даже повода для слёз — один ободряющий поцелуй на крыше ни о чём не говорит. Не жених он мне и не любовник, и даже не друг — ну не везёт мне с друзьями, хоть ты тресни! Просто временный напарник.
Никто.
Слёз не должно быть, отчего меня тогда так колотит, словно в ознобе?
— Лирта Камилла? — судя по осторожным сочувствующим интонациям, и сторож почувствовал моё состояние, стыдоба…
— А может, у вас есть что-нибудь горячее? — вдруг спросила я. — Мне… холодно. А потом и в полицию можно.
— Далась тебе эта полиция, не буду я никого вызывать, идём. Только ты это… камушек-то оставь.
Да что ж такое! Если бы не глазастый сторож Высшей Школы, я бы непременно утащила с собой шарик чёрного гравстура.
* * *
В каморке лирта на первом этаже было неожиданно уютно. Маленький очаг в углу, совсем как у нас с Агнессой в лавке. Пузатенький котелок, несколько разномастных, не очень чистых чашек. Старичок бодро разжёг очаг, а в котелок налил отнюдь не воду, а некую красную жидкость с оч-чень, очень недвусмысленным запахом.
Не прошло и десяти минут, а уже приступаем ко второму пункту, да я так продуктивно лет с двенадцати планам не следовала!
Как ни странно, но запах я продолжала чувствовать, а вот вкус приглушился. Все эти долгие дни я ничего не ела и даже не чувствовала потребности в пище, но вот вода так или иначе периодически попадала в организм и вроде бы не сильно ему вредила.
Да плевать!
Доморощенный глинтвейн — иномирное вино с иномирными же специями и кусочками незнакомых мне фруктов — оказался восхитительным. Горячим — теоретически, ароматным, сладким с кислинкой, и я немножечко, самую малость оттаяла, вдыхая белый парок, поднимающийся над кружкой.
— Расскажите о Марте, что вспомните, — попросила я, не зная, зачем мне нужно это мазохистское самоизмывательство. — Скажите, у него же вроде была… сестра? Родители умерли, это я помню, но…
— Дался тебе этот похотливый хмарь! Лучше бы подумала, как в школу поступить, раз донум есть, и, судя по всему, не слабый, — дедок тоже опрокинул в себя кружку и тут же раскраснелся. — Вообще-то на работе я себе такого не позволяю, лирта, ты же понимаешь?! — я энергично закивала. — Только ради тебя, ты такая худая и бледная, того и гляди, потеряешь сознание. Может, перекусим? Мяса, правда, не припас, но…
— Спасибо, не голодна, — торопливо отмахнулась я. — Так что там насчёт похотливого хмаря, точнее, его сестры?
— Сестра у него была, как же, помню, помладше на пару лет, — задумался лирт Асверус, вдребезги разбивая мои слабые надежды, что "сестра" — это не обязательно «родственница», а, может быть, аббревиатура "надоедливой психованной бывшей, которую не стоит расстраивать резким отказом". — Красивая девушка, вот только донума у неё не было. Так бывает, выбор Тираты неподвластен нашему пониманию. Приходила несколько раз, очень за брата переживала, а как не переживать, если непутёвый,