традиционная, долиберальная. В бейсбольных командах игроков часто тренируют, причиняя им боль, разными способами истощают их силы, так это якобы воспитывает дух. В студенческих братствах младшекурсников унижают и третируют, обещая, что те, став старше, сами получат право издеваться над младшими. В существующих до сих пор японских системах старшинства младший должен страдать и служить, учась выживать и приспосабливаться, чтобы потом поступать так же с теми, кто младше него. Япония, превозносящая принцип унижения, – это лишь один из фрагментов богатой и полной контрастов морально-этической географии. И все же меньше чем через неделю моего пребывания Страна восходящего солнца зачаровывает своим туманным жестоким магнетизмом… В традиционных японских ценностях – силе через страдания, силе через иерархию, силе через подавление личности ради группы – отчетливо прослеживаются идеалы древнегреческого философа Платона, труды которого я читал незадолго до поездки. Платону, несомненно, пришлись бы по сердцу традиционные японские ценности – он увидел бы в них сияние древней Спарты, о торжестве которой мечтал»[68].

Несколько лет назад ко мне на сеанс психотерапии пришел японец, тренер по айкидо. Он переехал из Японии в Калифорнию, когда ему было 22 года. Он сказал: «Конечно, Япония изменяется, однако давление традиций по-прежнему велико. Понятия самооценки практически не существует, но там есть один аспект, о котором вы не пишете. Там все привязано к интересам группы – семьи, компании, но только не личности. На моей родине многие борются с этим явлением, не зная даже, как выразить его словами. Я приехал в Штаты, потому что хотел развивать свою индивидуальность. В Америке, правда, много ненормальных, у которых едет крыша, но все-таки самооценку лучше повышать здесь».

Я не хочу сказать, что Страна восходящего солнца абсолютно отвергает самооценку. Японская культура очень многогранна, и в ней слишком много ценностей, порой входящих в противоречие, чтобы делать такое заявление. В значительной степени она отвергает самостоятельность, что характерно для многих трибальных культур. Но в ней есть и другие элементы, оказывающие положительное психологическое влияние: уважение к знаниям и учению; необходимость брать на себя полноту ответственности за поступки и слова; искренняя гордость за хорошо сделанную работу. Очевидно, что, говоря о традициях, отличающихся подобным разнообразием, проблему самооценки следует связывать с конкретными убеждениями или ценностями, а не с культурой в целом.

Однако это не меняет дела: трибальные культуры отрицают индивидуальность, поощряют зависимость и в целом недружественны по отношению к самооценке.

РЕЛИГИОЗНАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ

Когда в школах Калифорнии в расписание добавили уроки самооценки, яростнее всего протестовали христианские фундаменталисты. Они заявляли, что эти уроки способствуют «самопоклонению», а самооценка «уводит детей от Господа».

Помню, как много лет назад монахиня-кармелитка рассказывала, как их учили: «Нам говорили, что враг, с которым следует сражаться не щадя сил, препятствие, отделяющее наши души от божественного, – это наше “я”. Глаза следует опускать долу, чтобы не видеть лишнего. Эмоции – подавлять, чтобы не увлекаться чувствами. Предпочитать молитву и служение как альтернативу мысли. Превыше всего ставить покорность, не задавать вопросов».

На протяжении всей истории человечества религия, объединившись с государственностью, карала осознанность. За греховную попытку думать людей пытали и отправляли на казнь. Вот почему американская идея полного отделения церкви от государства имела огромное историческое значение: она воспрещала любым религиозным группам использовать государственную машину для наказания инакомыслящих.

На протяжении всей истории человечества религия, объединившись с государственностью, карала осознанность.

Когда убеждения являются не плодом размышлений, а веры и откровений (реальных или мнимых), когда не существует объективных критериев знания, верующие часто воспринимают инакомыслящих как угрозу, опасность, способную заразить болезнью неверия остальных.

Давайте, например, рассмотрим типичный ответ религии атеизму. Предположим, человек через личный опыт пришел к вере в Бога. Вероятно, он должен с состраданием относиться к тем, кто не удостоился благодати. Однако гораздо чаще реакцией на неверие становится ненависть. Почему? Возможен лишь один ответ: верующий воспринимает атеиста как угрозу. Но если верующий искренне убежден, что Бог не только существует, но и покровительствует ему, тогда именно атеист должен быть достоин жалости в его глазах – бедняга лишен стольких милостей по своему неведению! (Выходит так, что Библия сама устанавливает «прецедент отсутствия» благожелательности; когда повествует, что Иисус грозил вечными муками тем, кто не верил, что он сын Божий. Магомет в Коране не менее суров к неверным. Религиозная традиция жестокого отношения к несогласным имеет давнюю историю.)

Конечно, вопрос стоит серьезнее, чем противостояние теизма и атеизма. Тысячелетиями люди убивали друг друга во имя Бога, которого знали под разными именами. Ужасные религиозные войны уносили жизни тех, кто равно именовал себя христианами.

Традиционная религия находится в оппозиции не только к науке – она также осуждает практически все формы личного мистицизма, не предлагающие посредников между человеком и Богом, значит, минующие обращение к религиозным авторитетам. Для представителя традиционной религии мистик, действующий вне церковной сферы, слишком далеко заходит в своем индивидуализме.

Я не намерен здесь детально рассуждать о влиянии религии как таковой. Моя задача – дать понятие о религиозном авторитаризме и его проявлении в конкретных культурах. Любые религии или религиозные учения, которые учат человека ценить свою индивидуальность, поддерживают интеллектуальную открытость и независимое мышление, находятся вне рамок нашей дискуссии. Здесь я намерен сосредоточиться на влиянии на самооценку культур (или субкультур), в которых доминирует религиозный авторитаризм, где поощряется слепая вера, а несогласие считается грехом. В таких условиях на осознанную жизнь, самоответственность и самоутверждение налагается запрет. Было бы ошибкой считать, что в эту категорию попадают только ислам и римско-католическая вера. Мартин Лютер и Жан Кальвин[69] относились к независимости разума не дружелюбнее папы римского.

О какой бы культуре ни шла речь,

• если там проповедуют детям: «Мы все одинаково недостойны перед лицом Господа»;

• если им говорят: «Вы рождены в грехе и греховны по природе своей»;

• если велят: «Не думай, не задавай вопросов – веруй»;

• если обрывают: «Кто ты такой, чтобы считать себя умнее священника, пастора, раввина?»;

• если внушают: «Ты имеешь хоть какую-то ценность не из-за того, что ты можешь сказать или сделать, но только потому, что Господь любит тебя»;

• и еще: «Вера в то, чего не понимаешь, – основа морали»;

• если поучают: «Не самовольничай, самоутверждение – грех гордыни»;

• и еще: «Не смей и помыслить, что ты принадлежишь себе»;

• если детям говорят: «Если твои суждения вступают в противоречие с суждениями авторитетов твоей религии, верь авторитетам»;

• и еще: «Самопожертвование – первейшая добродетель и благороднейший долг»,

тогда подумайте: каковы будут самые вероятные последствия для практики осознанной жизни, или самоутверждения, или любых других столпов здоровой самооценки?

В любой культуре,