тоже ранен, — Рис стыдливо отвёл взгляд. — Если ты перекачаешь в Киру свою жизненную силу, то умрёшь.

— Ну извини, — фыркнул Семён, накрывая правой рукой рану на груди Киры, — двоих спасти не удастся, только одного: либо я, либо Кирюша. Ты кого выбираешь? — горькая усмешка, появившаяся в этот момент на его губах, больше напоминала гримасу боли. Рис открыл было рот, чтобы ответить, но не нашёлся, что сказать, и смущённо потупился. — Так я и думал, — Семён одобрительно кивнул. — Правильный выбор.

Вроде бы всё уже было сказано, нужно было спешить, но Рис так и не двинулся с места. Постояв в нерешительности несколько секунд, он резко вскинул голову и в упор посмотрел на Семёна.

— Нет, так быть не должно, — его губы сжались в тонкую полоску, — нужно найти другое решение. Разве ты не можешь воспользоваться моей жизненной силой?

— Нет другого решения, — Семён уже начал раздражаться из-за медлительности охотника. — Если бы твоя жизнь могла спасти Кирюшину, я бы её забрал, можешь не сомневаться. К сожалению, бессмертных не учат использовать чужую силу, только свою, так что живи. Если, конечно, сможешь после всего, что натворил, — мрачно добавил он.

— Я должен был защитить свою жену от Ордена, — попытался оправдаться Рис, но сразу почувствовал, как жалко прозвучало его оправдание, — и от его Магистра, — неуверенно добавил он.

— Себе-то не ври, — одёрнул его Семён, — плевать тебе на то, кем я являюсь, ты шёл убивать своего соперника, а вовсе не Магистра.

— А хоть бы и так, — губы Риса побелели от злости. — Что ты мог ей предложить? Стать твоей сообщницей? Кира никогда бы не согласилась участвовать в преступлениях Ордена.

— Я тоже, — устало вздохнул Семён, — но это уже несущественная деталь, не так ли?

— Но зачем же ты тогда захватил власть в Ордене? — Рис ошарашенно уставился на бессмертного.

— Вообще-то, без Медины это в принципе невозможно, — усмехнулся Семён, — а этого ублюдка я турнул из своего тела. Так что моё правление было кратким. Но одно хорошее дело я всё же успел закончить.

— Освободил бессмертных, — Рис уже еле ворочал языком от внезапно пришедшего осознания своей ошибки. — Но они же опасны.

— Все люди опасны, — взгляд Семёна наполнился горечью, — но их за это не сажают на ментальный поводок. Никто такого не заслуживает, и уж тем более бессмертные. Не переживай за моих братьев, охотник, они очень быстро разберутся, что такое Орден.

— Я думал, что ты…, — Рис оборвал себя на полуслове. — Тесар мне наплёл, что ты собираешься вместе с бессмертными устроить нашему миру армагедец.

— Бедненький, — в голосе Семёна явственно слышалось презрение к этим жалким попыткам оправдаться, — доверился гадкому дяде, а сам ты, конечно, святая невинность. Брось, Рис, мне твоё покаянье до лампочки. Беда в том, что ты выбрал худший момент, чтобы меня убить, — он закрыл глаза и пристроил голову на плече раненой женщины. — Кирюше будет очень больно, когда меня не станет, а ты даже не сможешь ей помочь, как в прошлый раз. Беги, охотник, иначе придётся хоронить двоих.

Рис в отчаянии сжал кулаки, он никак не мог решиться уйти, понимая, что живым Семёна уже не увидит, а ему действительно нужно было как-то объяснить свой поступок то ли ему, то ли самому себе. Но бессмертный явно был не в настроении выслушивать исповедь кающегося грешника, да и времени на разговоры уже не осталось.

— Прости меня, если сможешь, — пробормотал Рис и, опустив глаза, нырнул в тоннель.

С его уходом на сердце у Семёна сразу сделалось немного светлее, Рис ему откровенно мешал и не только своими неуместными оправданиями. В душе этого горе-киллера сейчас творился такой раздрай, что эманации его астрального тела сильно смахивали на поток нечистот. А Семён не собирался в последние минуты своей жизни барахтаться в чужой эмоциональной грязи, ему хотелось проститься с любимой женщиной без свидетелей и без помех. Однако первым делом нужно было убедиться, что реанимационные процедуры продолжатся даже после того, как сам реаниматор потеряет сознание, чего долго ждать не придётся, поскольку сил у него оставалось всё меньше.

Семён устроился поудобнее, так чтобы его ладонь даже случайно не могла соскользнуть с груди Киры, и счёл свою задачу выполненной. Дальше всё сделают техники бессмертных, которые даже не было нужды контролировать. В оставшееся время умирающему, наверное, следовало отрешиться от всего земного и подумать о вечном, но в его голову, как назло, лезли всякие глупости, вроде того, как эти горе-спасатели будут спускать носилки со скалы. Сам дожить до их прихода Семён не надеялся, так что руководить эвакуацией ему не светило от слова совсем, но у Киры имелись неплохие шансы на выживание, если, конечно, не случится что-то непредвиденное.

Взгляд Семёна случайно скользнул по отколупанным от пирамиды камням, которые он так и не донёс до ущелья, вызывая однозначные и к тому же весьма актуальные ассоциации.

— Зря я старался, — горько подумал он, — могилка-то пригодится.

Семён живо представил, как его кладбище бессмертных пополнится ещё одной свежей могилой, на которой старательная Кира снова возведёт пирамиду из озёрной гальки и, чтобы не сойти с ума, будет каждый день приходить в долину и разговаривать с кучей камней. Вот только больше некому будет ей ответить.

— Может быть, нам лучше уйти вместе? — мысленно обратился к Кире Семён. — Всего-то и нужно, просто убрать руку с твоей груди. Ты даже ничего не почувствуешь.

От этой мысли Семёна буквально зазнобило, или это просто смерть подошла так близко, что он почувствовал её холодное дыхание. Что бы это ни было, но оно вмешалось очень кстати, чтобы взбодрить погружающееся в небытие сознание умирающего, и Семён сразу осознал крамольность своих мыслей.

— Прости, родная, — прошептал он, — но тебе придётся остаться, ведь Тиночке нужна мама, да и твой маленький сын тоже без тебя никак не обойдётся.

Оставаться в сознании становилось всё труднее, и Семён понял, что пришла пора прощаться. Он попытался приподняться, чтобы поцеловать любимую женщину на последок, но не смог даже оторвать голову от её плеча. Похоже, увлёкшись глупыми рассуждениями, он не заметил, как его жизненные силы подошли к концу. К счастью, этих сил ему уже не хватило даже на то, чтобы расстроиться или разозлиться на собственную нерасторопность. Апатия, словно пуховое одеяло, окутала уплывающее сознание Семёна, погружая его в последний сон. В сущности, ему не на что было жаловаться, ведь он умирал в самый счастливый миг своей жизни, унося с собой в небытие такое долгожданное счастье.

Через полчаса два трикара, гружёные носилками, затормозили на берегу озера.