– Это мои чары подействовали.

Я вздохнула:

– О чем ты?

– Я наложила проклятие на то, что ты больше всего любишь. – Она взглянула на меня широко открытыми глазами; пальцы ее по-прежнему нервно сжимались и разжимались.

– Я не верю в колдовство, Сара. Я верю в Бога.

Она покачала головой:

– Это случилось из-за меня. Я виновата.

– Сара, – сказала я, начиная испытывать раздражение, – мы не смогли получить индиго вовсе не из-за тебя. Я уже выяснила, что случилось, и точно знаю виновников. Там целый список, но тебя среди них нет.

– Я говорю не об индиго. О Бене.

Имя, сорвавшееся с ее губ и громко прозвучавшее в тихом кабинете, было как пощечина – я даже невольно дернула головой и сбилась с дыхания.

– Пошла вон, – сумела я выговорить спустя несколько секунд.

Но Сара вместо этого опустилась на колени.

– Что ты делаешь? Встань!

Она низко склонила голову.

– Что за нелепость! Это просто смешно! Сара, встань сейчас же!

Упрямица не пошевелилась, и я в сердцах с грохотом бросила книгу на стол.

Что происходит? Сара склонилась передо мной? Это что, она так извиняется? Сцена была настолько драматичной и неловкой, что я вскочила и выбежала за дверь кабинета. Мне нужен был свежий воздух.

По дороге к выходу на веранду я передумала и поднялась в свою спальню, оставив Сару в молитвенной позе на полу кабинета.

В спальне я застала Эсси за уборкой – она тоже ползала на коленях по полу, выметая щеткой пыль из-под моей кровати.

– Боже, это ты, дитя? – охнула Эсси от неожиданности и, прижав руку к груди, села на пятки – голые, розовые, растрескавшиеся.

– Вы что, все сговорились сегодня? – чуть не всхлипнула я и рассказала ей про Сару.

Эсси выслушала меня молча, но никак не прокомментировала. Спустя некоторое время я заглянула в кабинет и с облегчением обнаружила, что Сара ушла. Оглядевшись, я удостоверилась, что там все осталось, как прежде. У оружейного шкафа опять приоткрылась дверца – я подошла и плотно ее затворила. Потом решила продолжить чтение. Сердце у меня ныло.

Дорогая мисс Бартлетт,

я уже говорила Вам, что видела комету? Возможно, это была та самая комета, каковая, по предсказанию сэра Исаака Ньютона, должна появиться в 1741 году и уничтожить весь мир. Правда, он не уточнил, сколько времени ей потребуется, чтобы до нас добраться.

Размышления о скоротечности человеческой жизни меня более не удручают, и я лишь надеюсь, что не повергла Вас в уныние своими прежними посланиями. Разуму противна сама мысль о том, что душа может расстаться с телом, но христианская вера в великой мере помогает превозмочь страхи.

Элиза Лукас

Дорогая мисс Бартлетт,

в ответ на Ваши расспросы о комете сообщаю: комета похожа на очень большую звезду с хвостом. Издалека она не более пяти-шести футов длиной, но истинные ее размеры, должно быть, баснословно велики. Хвост бледнее самой кометы и напоминает Млечный Путь.

Сияние кометы было столь ослепительным, что я не могу рассказать Вам о ней более подробно, как Вы просите. Однако же, полагаю, недаром она целомудренно показывается только ранним утром, не позволяя иным праздным взорам рассмотреть себя во всем великолепии, ибо эта привилегия даруется лишь тем немногим, кто готов приложить усилия, дабы ее снискать.

«Во что она была наряжена?» – спрашиваете Вы. Наверное, сумей я разглядеть ее наряд, это было бы женское платье. Ибо если некий смертный был обратен в оное небесное светило, отчего это не могла быть женщина?

Так или иначе, свет кометы показался моему неискушенному взору вполне естественным и исходящим от нее самой. Черпает ли она свет у Солнца, не могу Вам сказать, ибо обладаю слишком скромными познаниями в астрономии.

Искренне Ваша,

Элиза Лукас

Дорогая мисс Бартлетт,

могу Вас заверить: любование кометой не единственное удовольствие, каковое Вы упустите, коли будете нежиться в постели до позднего утра. Как и любая вредная привычка, эта подчиняет нас себе тем быстрее, чем охотнее мы ей поддаемся. Во-первых, теряя впустую столько времени, мы тем самым теряем часть собственной жизни. Во-вторых, это попросту вредно для здоровья. В-третьих и в-последних, мы таким образом лишаемся самых приятственных часов дня.

Одна пожилая леди, живущая по соседству с нами, частенько бранит меня за то, что я встаю слишком рано, в пять утра, – дескать, она сильно за меня переживает, ибо из-за этого я могу так никогда и не выйти замуж, поскольку буду выглядеть старше своих лет.

Отчасти я с ней согласна – если ей кажется., что я выгляжу старше, так оно и есть на самом деле, ведь чем дольше мы бодрствуем, тем дольше живем. Сон до того похож на смерть, что спящий и не живет вовсе, а просто дышит.

С этим письмом возвращаю мистеру Пинкни его книги и буду весьма обязана, если он пришлет мне еще сочинения Вергилия. Кстати, та же пожилая леди ополчилась на мой круг чтения и давеча хотела бросить в камин мой экземпляр «Жизнеописании» Плутарха! Говорит, она серьезно опасается, что чтение сведет меня сума.

Искренне Ваша,

Элиза Лукас

41

Под конец зимы я уже не могла спокойно смотреть на заброшенное поле, где росла индигофера, и однажды не выдержала – прервала Квоша, когда тот на нашем утреннем занятии в кабинете читал вслух отрывок из Библии.

– Квош! Я хочу, чтобы вы с Того перепахали поле индигоферы, выдернули последние кусты и избавились от остатков семян. Посеем там рис.

Квош смотрел на меня во все глаза, пока я говорила, но не произнес ни слова.

– Ну ладно, может, не рис. – Я нахмурилась, вспомнив, что цены на рис продолжают падать. – Может, хлопок.

Квош никак не отреагировал и продолжил чтение. Мне следовало бы оскорбиться, но вместо этого я вновь попыталась разобраться в себе – отчего это я вдруг вообще дала такое указание?

Принятие окончательного решения насчет индиго я долгое время откладывала. Тянула время как могла. Мне ужасно не хотелось освобождать поле от последних кустов индигоферы, вопреки тому, что я сейчас сказала Квошу, но выращивать ее заново тоже было невозможно. Что бы мы с ней делали дальше? Я