Она все шла и шла, а вокруг тянулись все те же виды. Раз или два земля становилась потверже, давая возможность сесть и отдохнуть. Один раз она перекусила вареным бобровым окорочком, который Ута завернула ей в вялые листья. Хотелось пить, но пить из болота она боялась. Скорее бы уж какую проточную воду найти.

Она миновала пару перелесков, но за ними снова тянулись унылые влажные поляны с блестящей между кочек стылой водой. Незнакомая местность Соколину не смущала: она ведь ничего здесь не знала. Найти бы ручей или речку, а там вдоль течения можно пройти к Тетереву. Солнце все не показывалось, но Соколина надеялась, что держит путь к юго-западу.

В очередном ельнике она устроилась отдохнуть более основательно. Здесь была большая яма с прозрачной водой, видимо дождевой, и оттуда Соколина попила, больше не в силах терпеть. Кругом алели россыпи спелой брусники; Соколина уже видеть ее не могла, но заставила себя съесть пару горстей. Потом полежала немного на сухом мху и нечаянно заснула. Проснулась в испуге, от ощущения, будто рядом кто-то есть, но никого не увидела. Сколько времени спала – непонятно. Но ясно было: хватит прохлаждаться.

Она снова привязала проклятые снегоступы и тронулась в дальнейший путь. Покидать ельник было жаль, как родной дом.

* * *

От Коростеня Ингвар с частью своих людей ушел ввверх по Ужу. Как я поняла, вторая половина дружины шла с Хаконом по Тетереву. Имея больше людей, чем обычно требовалось для обхода Деревляни, киевский князь решил пройти обе наши главные реки сразу, а не как делал Свенгельд – по кольцу, на что у него уходило ползимы.

Без Ингвара у нас в Коростене снова пошли чередой советы и разговоры. Негромкие – ведь Мистина сидел в Свинель-городце, и все понимали: Ингвар оставил его присматривать за нами. Все вышло почти так, как наши и хотели: в прежнем гнездовье Свенгельда обосновался Мистина со своей дружиной. Но это был не наш человек, а человек Ингвара.

И теперь во всех этих советах принимал участие мой отец. А когда я услышала, о чем они говорят, то пожалела о его приезде. Лучше бы он оставался в Моравии!

Он рассказал мне сам.

– Я вижу, что Ингвару не легче усидеть на киевском столе, чем было мне когда-то, – сказал он. – Но там иначе и не может быть. Что такое Русская земля? Торговое место, где каждый сам за себя. Где у каждого свой бог, своя выгода, свои враги и друзья. Товарищей по торговым поездкам полно, а родни ни у кого нет. Здесь, в Деревляни, совсем другое дело. Здесь князья – потомки своих богов и отцы своему роду. Старик и отрок, князь и простой землепашец живут единым образом и хотят все одного: жить на родной земле, чтить своих богов, оберегать могилы дедов, сеять жито и растить детей. А в Киеве? Кто там живет – гриди, торговцы, русы и славяне всех родов, хазары, бохмиты, греки, жиды, саваряне… Всех не упомнишь. И что их объединяет? Только желание извлечь побольше выгоды из того места, через которое идут товары и деньги. Они легко продадут не то что князя – родную мать… да там никто и не знает, где его мать.

В речах отца слышалась горечь на грани ожесточения. Я понимала причину: ведь с ним самим Киев поступил именно так. Продал за обещания ромейской добычи. Вместо чего, кстати, многие, кто участовал в том черном деле, получили «греческий огонь» и гибель в соленых волнах.

Я хотела согласиться с отцом, сказать, что он прав, разумеется… и не могла. Кого бы я осудила? Он сам родился в Киеве – моровлянин по отцу, полуполянин-полурусин по матери. Я родилась от матери – русинки со свейскими корнями. Мы с отцом сами были «эта русь», у нас не было иного рода и иной родины, кроме этой странной Русской земли. Да, конечно, это не то что настоящий род, который веками живет возле дедовых могил, чтит старших кровных родичей, исполняет вековой обычай. Но… ведь мир так велик. В нем так много всего… Даже я, женщина и мать, для которой дороже всего – благополучие детей, и то понимала своих предков-русов, которые стремились синими нитями рек сшить Восточное море с Хвалынским и Греческим. Мы – тот узор, который они вышили на зеленом полотне земли. И отец, и я, и мои дети. Да разве мы так уж плохи?

– Древляне хотят сбросить с себя зависимость от Киева, и я их понимаю, – продолжал отец. Будто забыл, что после смерти своего деда, Вещего, несколько лет сам же воевал с древлянами, которые и тогда хотели того же. – И если это случится, то прекратится наконец эта изнурительная вражда. Русь и древляне будут жить как братья и не станут притеснять друг друга. И Володислав меня заверил, что охотно поддержит такого киевского князя, который это понимает.

– Что? – ахнула я. – Ты хочешь сказать…

– Возможно, бог отнял у меня Моравию, чтобы указать, где мое место и мой долг, – кивнул отец. – Я как был, так и остался единственным законным наследником Вещего, поскольку у деда, увы, уже не будет потомства по прямой мужской ветви. Во мне – кровь самого Олега Вещего, а в Эльге, и тем более в Ингваре, ее нет.

– Но как все это возможно? Ведь это означает войну! Откуда взять силы… воевать с Ингваром!

– У меня немного людей, но они проверены и закалены в боях. Они будут верны мне, что бы ни случилось. А если я на зимнем вече древлянского рода объявлю, что намерен добиваться возвращения моих законных прав на Киев, то древляне пойдут со мной на эту войну.

– Ты решишься на это?

– Да, – спокойно и твердо ответил отец. – Почему ты сомневаешься? Я уже не молод, но я – мужчина и князь. Бог будет со мной. Я дал обет, если он поможет мне… Ну, сейчас не время…

Я схватилась за голову.

– Володислав и Маломир пытались найти союзника в Мистине, но он провел их. Он вынужден держаться мирно, потому что его семья все еще в руках у древлян и они постараются не возвращать ему Уту и детей как можно дольше. Они пытались найти союзника в дружине Свенгельда, но она уже разбита. Отец! – Я протянула к нему сжатые руки. – Не делай этого! Не ввязывайся в это болото! Это не принесет нам счастья!

– Славушка! – Он приобнял меня. – Подумай. У меня нет сына. У меня… у Ярославы родились два мальчика, но один уже был мертвым, а второй не прожил и дня. Растет у нас только Горяшенька, но она еще совсем дитя. А у тебя уже есть сын, возможно, будут еще. Если наши замыслы исполнятся, если бог даст нам удачи – мне наследуют внуки. То есть твои дети, ведь они старшие. Если у тебя будет несколько сыновей, один из них станет князем в Киеве, а другой – в Коростене. И тогда, имея князей-братьев, наши земли наконец-то заживут по-братски. А если у тебя других сыновей не будет, то Добрынюшка получит все: и Русь, и Деревлянь. Вот тогда произойдет настоящее их объединение. Здесь воссядет единый, истинно кровный род, и тогда с этими старинными раздорами будет покончено навсегда. Древний дулебский род сможет вновь слиться воедино. Потомки веками будут благословлять нас – тех, кто задушил эту змею. Бог воздаст за такое доброе дело.

Я молчала. На миг я увидела все это – вечный мир между древлянами и русью, процветание, и над всем этим – мой Добрыня, Добронег Володиславич, мудрый и могучий князь… Дух захватило. Хотелось немедленно идти туда, в этот яркий свет…