– Ой, спасибо! – У Уты отлегло от сердца: дети уже порой целыми днями сидели дома, если было холодно. – А что… новости есть?

– Нету новостей, – коротко ответил старик и пошел в избу к сыновьям.

А Ута побежала к себе и мигнула Святанке:

– Иди послушай под оконцем. Тайком, чтобы не видели тебя. Старик вести принес, а говорить не хочет.

Не Ходиме было обмануть Уту, пятнадцать лет жившую с великим искусником скрывать свои мысли! Ложь она видела, как огонь в ночи.

Святанка вернулась с выпученными глазами.

– Пришли! – шепотом закричала она, закрыв за собой дверь в избу. – Пришли в волость князевы люди! Дед сказал! Сейчас у сватов его – в Богочарках, а на днях к себе ждут! Дань собирают!

– А кто там старший? – наперебой спрашивали Ута и Соколина. – Отец? Князь?

– Не сказал дед. Про старшего вовсе не сказал. Только говорил, что Гвездобор из веси на заимку шел, чтоб не увидели его. Таится.

Соколина и Ута переглянулись с одной и той же мыслью: пора!

* * *

После отъезда Мистины над Коростенем повисло тревожное ожидание. Казалось бы, Володислав и Маломир добились своего: киевский воевода стал нашим воеводой и поехал разговаривать со своим бывшим князем от нашего имени – рода древлянского. Жатвенные пиры в обчинах на Святой горе в этом году проходили особенно шумно, поднималось множество рогов за род древлянский, корень дублеский и дедню славу, кою наши мужчины клялись сохранить и приумножить. Они не говорили об этом прямо, но всем было ясно: мысленно они снова владеют Киевом, как их прадеды. Я ничем не выдавала своей тревоги: весело улыбалась, когда шла в последний раз с «божьего поля» в огромном венке из колосьев позади баб, несущих последний сноп, а потом сидела рядом с Володиславом на пиру, следя, чтобы все были сыты и довольны.

Но невесело мне было. Мои мужчины напоминали ребенка, который держит волка на шерстинке тонкопряденой и думает, будто пленил его навек. Волк вывернется. Шерстинка порвется. И судьба этой шерстинки, то есть Уты и ее детей, не давала мне покоя днем и ночью.

Но мужи наши были не так глупы, как делали вид. Я поняла это, когда пришла весть о появлении Ингвара с войском возле Малин-городка. Я видела их лица в ту минуту – эта весть их будто придавила. На миг все онемели. И лишь потом вспомнили, что бояться нечего: наш договор сохранен, лишь зимой будет вече для его нового обсуждения, а пока мы можем послать навстречу киевскому князю его же ближайшего соратника и побратима, который теперь держит нашу руку.

Когда Мистина уезжал, мы его провожали. Вернее, вышли из Коростеня посмотреть, как он отправляется в путь. Как я и ожидала, он был в белой «печали» – будто хотел дать всем понять, что дела мира яви для него ничего не значат. Он и впрямь выделялся, будто гость из Иного.

– Но как же… – Я оглянулась на мужа, который тоже приехал. Мы рядом сидели верхом, возвышаясь над толпой. – Ведь Мистина едет к Малин-городку, а там его семья. Теперь ему вернут жену и детей?

– Мы не такие дурни, как ты о нас думаешь. – Володислав усмехнулся: – Их там давно уже нет.

– Где же они?

– Гвездобор переправил их в надежное место. Так что Свенельдичу придется очень постараться, чтобы получить свою бабу назад! Пусть сам теперь козу наяривает!

Володислав засмеялся: вспомнил, как не мог получить назад свою бабу, то есть меня, пока Мистина нас не вернул.

Вслед за воеводой шла его дружина: сначала оружники верхом, потом отроки – пешком. Из конных рядов кто-то помахал в нашу сторону, и я узнала знакомое загорелое лицо и темную бороду. Тот голубоглазый… Алдан, кажется, который увез меня тогда с поля и потом разговаривал со мной на забороле. Кому это он машет? Разве у него в Коростене есть друзья?

С Мистиной ушла большая часть и Свенгельдовой дружины, Свинель-городец и его посад поутихли. Там остались только женщины и челядь. Не знаю, как там теперь смотрят за хозяйством, когда хозяйки никакой нет… Я очень скучала по Соколине. Раньше я утешала себя мыслью, что до Малин-городка всего день пути и там ничего худого с ними и не случится. Но где они теперь? Об этом «надежном месте» Володислав не хотел мне рассказать, сколько я к нему ни приставала.

Шло самое веселое время года: урожай убран, снопы почти свезены, можно передохнуть от долгой страды. Приближалось время свадеб «по уговору». Жить бы да радоваться. Но мне казалось, беды ждала не я одна.

Прошел день. Потом второй. Потом третий. Мистина, конечно, уже встретился с Ингваром. Как прошла эта встреча? Они договорились – так, как понравилось бы нашим? Или они договорились против нас? Или между ними была битва? Я не могла решить, чего бояться и на что надеяться.

По вечерам я поднималась на наше забороло и бродила там, глядя на темную кромку дальнего леса, на Уж, меж гранитных валунов бегущий к Припяти, на небо, окрашенное в лучшие тона ромейского багреца – я видела его в Киеве.

«Что ты здесь мерзнешь, королева?.. Если приедет твой муж, мы сразу поднимем тревогу и ты узнаешь об этом. Незачем сторожить здесь самой…»

Я невольно улыбалась, вспоминая ту странную беседу. Тогда-то мне было не до улыбок. Впрочем, не до улыбок мне было и сейчас, но куда легче улыбаться, вспоминая прежние невзгоды, которые уже миновали. Они-то кончились хорошо и потому теперь казались пустяшными по сравнению с заботами нынешнего дня, которые еще невесть к чему нас приведут.

Но вот в чем странность. Мне казалось, что очень давно никто не разговаривал со мной так по-доброму, как этот киевский оружник. Впервые за много лет у меня было чувство, что не я утешаю и ободряю кого-то, а мне кто-то предлагает утешение и ободрение. Я уж думала, что в моей взрослой жизни не дождусь ничего подобного. И от кого? От человека, весь облик и взгляд которого без слов говорят, что он может быть очень опасен. Просто пока не хочет…

Кому же он помахал-то? Он, правда, два или три раза бывал у нас в Коростене, когда Мистина приходил сюда толковать с Володиславом, но я ни разу не видела, чтобы он хотя бы разговаривал здесь с кем-то.

И на третий день я почти дождалась. Спохватившись, что у меня не уложены дети, а я все брожу тут, будто дозорный, я уже сошла вниз, как вдруг отроки с заборола закричали:

– Едут, едут!

Я чуть не бросилась обратно, но сдержалась и отошла к нашей избе. Оттуда уже бежал Володислав, на ходу пытаясь попасть в рукава свиты, за ним – Маломир. Остановился, кликнул кого-то, послал обратно за шапкой… Гвездана бежит, ковыляет, хромуша наша, несет ему шапку… Да, не я одна ждала вестей!

– Кто там? – крикнул Володислав, остановившись у всхода на забороло.

Ворота на ночь уже были закрыты.

– Да не видать пока! – ответили ему сверху.

– Много людей?

– Ингвар? – крикнул подбежавший Маломир.

– Людей десятка с три. Стяг не разберу… темно. Конные все!